Обоюдные воздействия императора и папы видимо достигли своей цели: выдающиеся представители Востока, даровитейшие богословы, блестящие ораторы склонились в сторону унии и увлекли других. Но один человек, все время неутомимо боровшийся за святую истину Православия, разивший противников и глубиною богословской мысли, и силой красноречия, и воодушевлением веры, оставленный по корыстным, низменным побуждениям своими бывшими единомышленниками и соратниками, перешедшими на римскую сторону, один человек до конца не склонился перед римской курией: ни прещения императора, ни уговоры и соблазны со стороны папы, ни хитросплетенная, отточенная аргументация римских богословов, ни гнусная измена самых видных собратий не возымели ни малейшего влияния на бесстрашного, неподкупного, имевшего ум Христов и апостольскую ревность поборника Православия, митрополита Ефесского, Марка Евгеника.

На фоне властолюбия, малодушия, всяческой корысти, хитрости, предательства и иных страстей, насыщавших атмосферу собора, блаженный Марк явил себя тем, "кто среди всех опасных преткновений, как мраморный колосс, незыблемо стоял, стезею правды шел, сражался с каждым злом, сражаясь - побеждал" [15]. Вот что читаем мы о нем в кратком предисловии к русскому переводу одного небольшого его сочинения, озаглавленного: "Изъяснение церковного последования".

"...Святитель Ефесский был непобедимым противоборцем латин на Флорентийском соборе, когда происки римских пап и малодушие Константинопольского двора подготовили было насильственное соединение Церкви восточной с погрязшим в нововведениях Римом. С непреоборимою силою ревности по истине, с непоколебимой решимостью - стоять за Православие до последнего издыхания, выступив на бессмертный подвиг защиты Православия, блаженный Марк твердо устоял против льстивых увещаний и угроз двора Константинопольского и победоносно отразил все лжеухищрения проповедников и защитников латинства. Доказательства истины и опровержение лживых мнений и догматов папских были так у него неотразимы, красноречие так пламенно, что латины, которых он прямо называл еретиками, и ненавидели его, и прямо боялись, как единственного в то время, страшного для них, врага своего. Святитель остался верен своему долгу и призванию до конца и - один не подписал беззаконного акта, собора, беззаконно составленного.

Один... но недостаток подписи этого одного епископа, бывшего, впрочем, представителем патриархов антиохийского и иерусалимского, - сделал безуспешными все усилия папства, ничтожными все действия собора. "Итак, мы ничего не сделали", - воскликнул папа Евгений, когда узнал, что подписи [f] митрополита Марка под актами собора нет.

Не считаем нужным усиливаться объяснять, какую прекрасную похвалу святителю Марку и какой жестокий суд над своим собором высказал папа в этих немногих, невольно вырвавшихся у него, словах" [17].

Пессимистическое восклицание папы оправдалось в ближайшее по закрытии собора время. Уния не была признана и принята православным народом и той частью клира, которая шла по стопам славного Марка Ефесского.

Как видите, друзья мои, само олицетворение юридического начала в "христианстве" (я ставлю в кавычках это слово, так как в подлинном своем значении оно неприложимо к католицизму) - папа инстинктивно признал неизмеримое превосходство в Церкви нравственного авторитета над юридическим: в неподписании блаженным Марком почти всеми членами собора подписанного акта римский епископ прочел смертный приговор фальшивому соединению, а между тем, как справедливо говорит о Флорентийском соборе Ю.Ф. Самарин, "торжественность созвания, число присутствовавших епископов, громадное большинство принявших постановления, исчезающее меньшинство протестовавших, все это, казалось бы, оправдывало притязания на абсолютный авторитет". - Да, скажем опять словами Самарина, "провидению как будто было угодно, чтобы в этом достопамятном собрании все внешние знаки отсутствовали у истины и поставили бы себя в услужение заблуждению".

Не признал этого "абсолютного авторитета" за Флорентийским собором православный Восток, сначала в лице Марка Ефесского и горсти его единомышленников, а вскоре и в лице всего церковного тела; отвергла этот авторитет и русская церковь, показавшая себя по отношению к Флорентийской унии достойной дочерью Православной Восточной Церкви. И здесь, в России, начало решительному отвержению беззаконной унии положено было одним человеком, и даже не принадлежащим к клиру. Дело было так:

Бывший на Флорентийском соборе представитель русской церкви митрополит Исидор вернулся в Россию "с именем Легата Апостольского для всех земель северных ...>.

Весною 1441 г. Исидор прибыл ...> в Москву с учтивым посланием от Папы к Великому Князю. Духовенство и народ с нетерпением ожидали Митрополита в Успенском Соборе. Исидор явился, окруженный многими сановниками; пред ним несли крест Латинский [18]. Митрополит ...> надеясь на простоту и малообразованность своей паствы [g], поступил решительнее, нежели его собратия в Константинополе [20]. На первой Литургии уже возносимо было имя Папы Евгения, а по окончании службы Архидиакон Исидоров с амвона прочитал определение Флорентийского Собора. Все сии новости, неслыханные в Церкви Русской, сильно изумили и духовных и мирян. Никто не знал, что и думать о виденном и слышанном.

Но Великий Князь Василий Васильевич, одушевляясь ревностию к чистому учению Церкви [h], торжественно в храме стал обличать изменника Исидора [22], называл его лжепастырем, губителем душ, еретиком, наконец, велел низвести недостойного Митрополита с престола и, посадив под стражу в Чудове монастыре, созвал на Собор Епископов и знатнейшее духовенство для рассмотрения Флорентийской соборной грамоты. Когда сие определение признано было противным древнему православному учению и от спутника Исидорова Аврамия узнали весь ход дел на Соборе Флорентийском, тоща Великий Князь повелел склонять Исидора к раскаянию и исправлению. - Но все было напрасно ...> [i].

Так Флорентийский собор, вместо того, чтобы сблизить Великороссийскую Церковь с Римом или отклонить ее от Православия, подал только случай сей Церкви показать свое отвращение от Латинства" [24].

Обратите внимание, что лицом, авторитетно протестовавшим против унии, оказался мирянин, правда - великий князь, но сила его протеста определялась не его великокняжеским титулом, а тем, что его религиозное самосознание совпало с церковным самосознанием верующего православного народа, - и он явился лишь первым ярким и ревностным выразителем этого самосознания. Мы легко можем представить на его месте ревнителем веры отеческой и обличителем еретического нечестия и рядового боярина, и скромного инока, и юродивого простолюдина. Раздайся в соборе их убежденный протест против церковного осоюжения с еретическим Западом, - этот протест был бы услышан и принят всем церковным телом, как неподкупный голос подлинного Православия.

Предоставляя вам, дорогие мои, продумать все вышесказанное в связи с основной темой нашей беседы, я перехожу к другому церковно-историческому событию, подтверждающему, как и Флорентийский собор, отсутствие в Православии внешнего авторитета в вопросах веры. Событие, о котором я кратко хочу сказать, имело место в Константинополе, за 100 лет до Флорентийской унии. Я разумею Константинопольский собор, созванный против св. Григория Паламы его высокопоставленными противниками.