Авва Максим сказал на это:

- Замалчивать слово значит отрицать его, как об этом говорит Дух Святый чрез пророка: "не суть речи, ниже словеса, их же не слышатся гласи их" (Пс.18:4). Поэтому, если какое-либо слово не высказывается, то это вовсе не есть слово".

Тогда Троил сказал:

- Имей в сердце своем какую угодно веру; никто тебе не запрещает.

Святой Максим возразил:

- Но полное спасение зависит не от одной сердечной веры, а и от исповедания ее, ибо Господь говорит: "иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех" (Мф.10:33). Равно и Божественный апостол учит: "сердцем веруется в правду, усты же исповедуется во спасение" (Рим.10:10). Если же Бог и Божественные пророки и апостолы повелевают исповедовать словом и языком таинство веры, которое приносит всему миру спасение, то нельзя принуждать к молчанию относительно исповедания, чтобы не умалялось спасение людей" [17].

В другой раз царский казнохранитель, с раздражением в голосе, обратился к преп. Максиму:

"- Христианин ли ты? Старец отвечал:

- По благодати Христа, Бога всяческих, я - христианин.

Казнохранитель исполнился гнева и сказал:

- Ты говоришь неправду.

Святой отвечал:

- Ты говоришь, что я не христианин, а Бог говорит, что я неизменно пребываю христианином" [18].

На другой день преподобному был предложен вопрос:

"- Скажи нам, авва, какую беседу вел ты в Африке и в Риме с Пирром и какими доводами убедил ты его отказаться от его собственного догмата и принять твой догмат?" [19]

Ответив на него, преп. Максим в заключение прибавил:

"- Я никакого собственного догмата не имею, а только общий всей кафолической Церкви; я не внес в свое исповедание ни одного нового слова, по которому оно могло бы называться моим собственным.

Затем посланные спросили его:

- Что же ты не вступишь в общение с Константинопольским престолом?

- Нет, - ответил святой.

- Почему же? - спросили они.

- Потому, - ответил святой, - что предстоятели сей церкви отвергли постановления четырех святых соборов, приняв за правило "девять глав", изданных в Александрии [20], а затем приняли экфесис, составленный Сергием, Константинопольским патриархом, и, наконец, типос, в недавнее время обнародованный. С другой стороны, все, утвержденное в экфесисе, они отвергли в типосе и много раз сами себя отлучили от Церкви и изобличили в неправомыслии. Мало того, сами себя отлучив от Церкви, они низложены и лишены священства на поместном соборе, бывшем недавно в Риме. Какое же тайнодействие они могут совершать? Или какой Дух снизойдет на тех, которые ими рукополагаются?

- Значит, ты один спасешься, - возразили ему, - а все прочие погибнут?

Святой ответил на это:

- Когда все люди поклонялись в Вавилоне золотому истукану, три святые отрока никого не осуждали на погибель. Они не о том заботились, что делали другие, а только о самих себе, чтобы не отпасть от истинного благочестия (Дан.3). Точно также и Даниил, брошенный в ров, не осуждал никого из тех, которые, исполняя закон Дария, не хотели молиться Богу, а имел в виду свой долг и желал лучше умереть, чем согрешить и казниться пред своею совестью за преступление Закона Божия (Дан.14:31 и далее). И мне не дай Бог осуждать кого-либо или говорить, что я один спасусь. Однако же я соглашусь скорее умереть, чем, отступив в чем-либо от правой веры, терпеть муки совести.

- Но что ты будешь делать, - сказали ему посланные, - когда римляне соединятся с византийцами? Вчера ведь пришли из Рима два апокрисиария и завтра, в день воскресный, будут причащаться с патриархом Пречистых Таин.

Преподобный ответил:

- Если и вся вселенная начнет причащаться с патриархом, я не причащусь с ним. Ибо я знаю из писаний святого апостола Павла, что Дух Святый предает анафеме даже Ангелов, если бы они стали благовествовать иначе, внося что-либо новое (Гал.1:8).