«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

I

Монголы в начале своего владычества над Россиею были еще язычниками и отличались веротерпимостию, потому что основным правилом их жизни служила Яса, или "Книга запретов", содержавшая в себе узаконения великого Чингисхана и строго предписывавшая эту веротерпимость и одинаковое уважение ко всем религиям. Преемники Чингиса при своем вступлении на престол давали клятву в точности следовать Ясе под опасением в противном случае лишиться престола. И очень естественно, если они везде, где ни господствовали, покровительствовали всем религиям, дозволяли каждому из своих подданных и покоренных народов держаться своей веры и свободно отправлять свое богослужение; сами даже соблюдали обряды и присутствовали при священнодействиях христиан разных исповеданий, магометан, буддистов и других язычников 127. В частности, о Гаюке, первом императоре монголов после покорения ими нашего отечества, известно, что он имел при себе христианских священнослужителей и давал им содержание и что пред большим шатром его всегда стояла христианская часовня, в которой они свободно звонили к часам и совершали службы по обрядам Греческой Церкви. Точно так же и об императоре, или великом хане, Мангу (1251 - 1259) повествуют, что он "при дверях главного дворца своего имел церковь, где священники христианские отправляли свое богослужение без всякой помехи". О преемнике Мангу, великом хане Хубилае, или Кублае, (1260-1292) вот что свидетельствует христианин-очевидец, служивший при нем 17 лет: "Зная, что Пасха - один из главных наших праздников, он велел всем христианам явиться к нему и принести с собою то Священное Писание, в котором заключается Четвероевангелие. Окурив торжественно ладаном эту книгу, он благоговейно поцеловал ее, то же должны были сделать по его приказанию и все тут бывшие вельможи. Это у него всегдашний обычай при всяком большом празднике у христиан, о Рождестве и о Пасхе. То же соблюдал он и в праздники сарацин, жидов и язычников" 128. Неудивительно, если, покорив себе и русских, ханы монгольские не только не стесняли их веры, напротив, охраняли ее и в своих ярлыках русскому духовенству, данных в защиту его прав, выражались, что "кто будет хулить веру русских или ругаться над нею, тот ничем не извинится, а умрет злою смертию" 129.

Одно только, по-видимому, противоречило этой веротерпимости, именно то, что ханы заставляли некоторых русских князей, когда последние являлись к ним, исполнять обряды монгольской веры - проходить чрез огонь и поклоняться кусту и солнцу. Но по своим понятиям о веротерпимости ханы не могли считать этого стеснением для чьей-либо веры. Как сами они, держась веры своего народа, в то же время оказывали уважение и прочим верам, присутствовали иногда при богослужении христианском и даже целовали Евангелие, так могли думать, что и русские князья, нимало не отрекаясь от своей веры, могут выразить уважение к вере, содержимой ханом, чрез выполнение ее обрядов, хотя, по понятиям христианским, поклонение ложным богам есть уже измена богу истинному и христианин должен скорее претерпеть смерть за веру свою, нежели выполнить обряды богослужения языческого, как и поступили черниговский князь Михаил и боярин его Феодор, справедливо причисленные Церковию к лику святых мучеников 130. Сам Батый, при котором и пострадали в Орде эти святые мученики, "не исповедовал никакой религии, не принадлежал ни к какой секте, а поклонялся только единому Богу" 131. И, следовательно, мог осудить их на смерть вовсе не по ненависти к христианству и не по слепой ревности к язычеству, а осудил потому, что они не согласились оказать знаки уважения к господствовавшей религии монголов, которой наружно держался и сам хан, и решительно отказались исполнить его волю. Упоминает еще история об одном отступнике от христианской веры Дамане, жителе путивльском, который и отсек в Орде голову князю черниговскому Михаилу, но Даман мог изменить православию и принять веру монголов не по принуждению, а добровольно по каким-либо расчетам 132. Что же касается до разорения и разграбления церквей и монастырей, до поругания всякой святыни, до жестокостей и зверства против христиан, каким предавались монголы в военное время и при наказании провинившихся князей и целых областей, то все это оправдывалось их понятиями о войне, было согласно с законами Чингисхана и нимало не противоречило их веротерпимости в мирное время.

Со времен хана Узбека (1313) господствующею религиею монголов сделалась магометанская, хотя она известна была между ними и прежде и даже один из ханов, Берге, был магометанином. Но ханы не переставали держаться в своих действиях древних узаконений Чингиса и обычаев своих предков, а потому не изменяли своей веротерпимости по отношению к подвластным им народам 133. Берге дозволил русским открыть (в 1261 г.) христианскую епархию в самой его столице и свободно отправлять свое богослужение, и сам, вероятно еще до принятия им магометанства, с удовольствием слушал христианские наставления и повествования из уст Ростовского епископа Кирилла 134. Узбек не возбранил родной сестре своей Кончаке сделаться христианкою, чтобы выйти в замужество за московского князя Георгия Даниловича, и вообще покровительствовал христианам и христианской вере. Преемник Узбеков Чанибек был также "добр зело ко христианству, многу льготу сотвори земле Русской" и по случаю тяжкой болезни жены своей Тайдулы даже обращался, как мы знаем, к нашему святителю Алексию, прося его молитв об исцелении болящей. Ярлыки ханские по-прежнему продолжали получать наши иерархи 135. Сохранилось известие, будто в 1327 г. близкий родственник Узбека Целкан, пришедши послом в Тверь со множеством татар, начал совершать здесь разные насилия, намеревался умертвить тверского князя Александра, чтобы сесть на его престоле, а других татарских князей посадить в других городах и обращать русских к магометанской (бесерменской) вере, за что и подвергся нападению со стороны Александра и погиб лютою смертию 136. Но точно ли Щелкан имел намерение совращать русских? Не придумано ли оно у нас с целию сильнее возбудить народ против притеснителя и его злых замыслов? Во всяком случае намерение это только и осталось намерением.

Равным образом в Слове о житии Димитрия Иоанновича Донского замечено о Мамае, будто он, собираясь на Россию войною, говорил: "Возьму землю Русскую, и церкви христианские разорю, и веру их на свою преложу, и велю им поклоняться своему Магомету" 137. Но и этому намерению, как известно, если оно и существовало, не суждено было исполниться. Единственный пример обращения русских к исламизму, еще во дни хана Берге, обращения произвольного, а вовсе не по принуждению, представляет собою монах-преступник Изосима, человек совершенно нетрезвой и позорной жизни, который, сделавшись магометанином и пользуясь покровительством ханского посла Котлубия, своего единоверца, позволял себе в Ярославле досаждать христианам и ругаться святому Кресту и святым церквам, но вскоре был убит взволновавшимися жителями и отдан на снедение псам и вранам (1262) 138.

При такой веротерпимости монголов, в особенности монгольских ханов, как во время их язычества, так и по принятии ими исламизма, неудивительно, если русские, несмотря на всю тяжесть монгольского ига, осмеливались возвещать святую веру Христову своим поработителям и иногда имели успех, а нередко и сами монголы приходили в Россию и просили себе крещения.

Римские послы, бывшие у монголов в 1246 и 1253 гг., видели при дворе монгольских императоров русских духовных и русских проповедников в Монголии 139. Но о последствиях их проповеди ничего не известно. С открытия епархии в самом Сарае (1261) святая вера уже несомненно приобретала себе последователей между татарами. Сарский епископ Феогност в своих вопросах, предложенных на Константинопольском Соборе (1301), ясно упоминает о татарах, изъявлявших желание креститься, и выражает мысль, что это случалось иногда в таких местах, где нельзя было найти воды для погружения крещаемого 140. Отсюда можем заключать, что в состав Сарайской епархии входили не одни русские и греки, проживавшие в ханской столице, но и монголы, принимавшие святую веру и жившие в других местах этой епархии. В частности, известно несколько случаев обращения к христианству лиц даже из ханских и княжеских фамилий, равно как ханских вельмож, мурз и других монголов.

Первый и самый трогательный пример обращения к святой вере из лиц ханских фамилий представляет собою святой Петр, царевич Ордынский. Он был родной племянник хана Берки, или Берге, (1257 - 1266) и постоянно находился при нем. Однажды, когда к хану прибыл ходатайствовать о своей епархии Ростовский епископ Кирилл и по желанию его рассказывал о просвещении Ростова святым Леонтием, о чудесах, совершающихся от мощей его, и вместе предлагал разные христианские поучения, этот отрок или юноша, слышавший все слова святителя, глубоко умилился душою и прослезился. И начал он, уединяясь в поле, размышлять о суетности богов монгольских и искать Бога истинного. Когда вскоре за тем Кирилл снова приехал в Орду по приглашению Берки для уврачевания сына его, которого действительно и исцелил своими молитвами, тогда племянник ханов решился тайно убежать от своей матери (отец его прежде умер) и от своих родных и вместе с Кириллом прибыл в Ростов. Здесь благолепие соборного храма, стройность христианского богослужения еще более воспламенили царевича, и он немедленно просил себе крещения у епископа. Но владыка, опасаясь, чтобы бежавшего юношу не стали отыскивать, советовал ему подождать и чрез несколько времени крестил его, назвав именем Петра. По смерти Кирилла (1261) царевич Петр с благословения нового Ростовского епископа Игнатия создал церковь и монастырь во имя святых апостолов Петра и Павла при озере Неро, вступил в брак с дочерью одного ордынского вельможи, жившего в Ростове, имел детей и скончался в глубокой старости, гораздо после епископа Игнатия (? 1288), угодив Богу своею добродетельною жизнию и пред кончиною приняв монашеский образ. Тело святого царевича упокоилось в созданной им обители 141.

Впоследствии времени приняли святую веру: а) князь Беклемиш, сын князя Бахмета, пришедшего в 1298 г. из Большой Орды в Мещеру, овладевшего ею и сделавшегося родоначальником князей Мещерских. Беклемиш крестился в Мещере со множеством других татар, получил имя Михаила и построил церковь во имя Преображения Господня; б) царевич Берка, который приехал в 1301 г. из Большой Орды к князю Иоанну Даниловичу Калите и принял крещение в Москве от митрополита Петра с именем Иоанникия, - родоначальник Аничковых; в) царевич Аредич, неизвестно в каком году крестившийся, родоначальник Белеутовых; г) князь Чет, пришедший из Орды в 1330 г. к великому князю Иоанну Даниловичу Калите и названный в крещении Захарием, родоначальник Сабуровых и Годуновых; д) царевич Серкиз, выехавший из Большой Орды к великому князю Димитрию Донскому и крестившийся вместе с сыном своим Андреем, родоначальник Старковых; е) внук царя Мамая князь Олекса, который прибыл к великому князю литовскому Витовту (1392-1430), принял крещение в Киеве вместе с сыном своим Иваном от самого митрополита, назван Александром и сделался родоначальником князей Глинских. Кроме того, известны под христианскими именами два сына хана Кульпы, убитые вместе с ним в 1358 г. 142

Дочери ханские и княжеские принимали христианство по случаю вступления в брачные союзы с нашими князьями. Такова была дочь хана Менгу-Темира, вышедшая за ярославского князя Феодора, когда он был уже и смоленским (с 1279 г.). Несмотря на то, что по требованию князя и сама невеста и родители ее изъявляли полное согласие, чтобы она крестилась, признано было необходимым испросить разрешение и благословение на брак у Цареградского патриарха. И, когда епископ Сарский Феогност, ходивший (в 1279 г.) послом от Менгу-Темира и нашего митрополита к императору и патриарху, возвратился с благоприятным ответом, невеста приняла святое крещение с именем Анны, сделалась супругою Феодора и, чрез несколько лет жизни вместе с мужем своим в Орде, при доме родительском, переселившись в Ярославль, построила здесь церковь во имя архангела Михаила и другие церкви, украсила святую икону Богоматери, часто посещала и наделяла обитель святого Спаса, любила читать Божественные книги и вообще заботилась более всего о жизни благочестивой 143. Точно так же крестилась сестра хана Узбека по имени Кончака, вышедшая (ок. 1317 г.) в замужество за великого князя московского Юрия Даниловича и названная в христианстве Агафиею 144. Нет сомнения, что и супруги прочих наших князей, женившихся в Орде на тамошних княжнах, были христианки 145.

Из числа других татар, знатных и незнатных, принявших в России святую веру, известны: а) дед преподобного Пафнутия Боровского, в святом крещении Мартин, бывший баскаком в Боровске еще в дни Батыя 146; б) Буга, в святом крещении Иоанн, бывший баскаком в Устюге. Узнав, что жители (1262) хотят его умертвить, он объявил намерение креститься и, действительно крестившись, своими добродетелями вскоре приобрел себе всеобщую любовь и построил на Сокольей горе церковь святого Иоанна Предтечи 147; в) татарин Кочев, пришедший к великому князю Димитрию Иоанновичу Донскому, в крещении Онисифор, родоначальник Поливановых; г) мурза, пришедший к тому же князю из Большой Орды, в крещении Спиридон, родоначальник Строгановых; д) Олбуга, бывший послом у того же князя и крестившийся, родоначальник Мячковых; е) мурза Салахмир, в крещении Иоанн, прибывший к рязанскому князю Олегу и женившийся на сестре его Анастасии; ж) татарин Кичибей, в крещении Селиван, прибывший к рязанскому князю Феодору Ольговичу, родоначальник Кичибеевых; з) трое знатных мурз - Бахтый, Хидырь и Мамат, которые крещены были (в 1393 г.) торжественно самим митрополитом Киприаном в присутствии великого князя и двора в реке Москве и названы именами трех святых отроков - Анании, Азарии и Мисаила 148. Могли, конечно, быть и другие случаи обращения татар к православной вере, не замеченные летописями. Но нельзя не сознаться, что вообще число этих случаев, судя по времени, в продолжение которого татары господствовали над Россиею, было весьма невелико. Да и обращались почти одни отдельные лица, и притом лишь те, которые переселялись на жительство в Россию.

II

Гораздо более успехов имела святая вера в Литве, особенно между князьями. Со времен Миндовга до Ягайлы большая часть литовских князей исповедовали православие 149. Правда, некоторые принимали его не по убеждению, а по каким-либо видам и потому иногда перекрещивались в латинство или даже возвращались к язычеству и делались гонителями христиан. Зато другие князья были истинно преданы православной Церкви и заботились о распространении ее в народе, и в семействах княжеских вообще господствующею верою являлась православная. Это зависело главным образом от брачных союзов литовских князей с нашими князьями.

В 1246 г. Миндовг, великий князь литовский, принял "веру христианскую от востока со многими своими бояры" 150. Это, впрочем, принятие, если и признать его достоверным, не было искреннее, потому что чрез пять лет (в 1252 г.) Миндовг крестился в веру латинскую, чтобы получить от папы титул Литовского короля, а чрез несколько времени, поссорившись с рыцарями, снова обратился к язычеству 151. Но в семействе Миндовга дочь и сын до конца остались православными. Дочь свою, неизвестную по имени, он выдал за галицкого князя Шварна. А сын Миндовга Воишелг, еще при жизни отца отказавшись от княжения, удалился из Новгородка в Галицию, принял там пострижение от славившегося благочестием полонинского игумена Григория и под руководством его провел три года. Потом отправился было в Святую гору, но, по смутным обстоятельствам на пути принужденный возвратиться на родину, основал близ Новгородка на берегу Немана свой монастырь, в котором и подвизался, несмотря на все укоризны со стороны отца. В 1263 г., когда Миндовг с двумя сынами своими был умерщвлен князем Довмонтом и его соумышленниками, Воишелг, страшась такой же участи, бежал в Пинск и решился занять на время отцовский престол, чтобы наказать своих семейных врагов. Спасаясь от его преследований, до трехсот семейств литовских переселились в Псков (в 1265 г.) и приняли здесь святую веру. В числе их находился и Довмонт, названный в крещении Тимофеем. Он сделался князем псковитян и своею приверженностию к православию и высоким благочестием столько угодил Богу, что причтен впоследствии Церковию к лику святых. Воишелг, смиряя мятежную Литву, вместе с тем заботился о просвещении ее христианством и для этого вызывал из Новгорода и Пскова священников, знакомых с литовским языком. В 1268 г. князь-инок передал все свои владения зятю своему Шварну, а сам снова облекся в монашеские одежды и отошел в угровецкий Данилов монастырь. Но спустя немного Воишелг был умерщвлен братом Шварна Львом, а вскоре скончался и сам Шварн, и власть над Литвою перешла к одному из туземцев - Тройдену 152.