Когда мне исполнилось 16 лет, опроса о выборе пути для меня уж не было. Я хотела быть такой же, как инок Трофим, и ушла тогда в монастырь. В Страстную Пятницу 1993 года наша матушка игуменья поехала в Оптину и взяла меня с собой. Инок Трофим обрадовался моему приезду и подарил мне икону Воскресение Христово и сплетенные им шерстяные четки. Но уезжала я из Оптинои в тревоге: что с Трофимом - глаза больные и вид изможденный? Мне кажется, он что-то предчувствовал и подвизался уже на пределе сил. А позже мне рассказали, что где-то за час до убийства он подошел к одной населънице нашего монастыря и попросил передать мне поклон. А чего передавать? - сказала та. - Да она еще сто раз сюда приедет, вот сам и передашъ>>. Инок Трофим молча постоял рядом с ней и ушел. Когда на Пасху мы узнали об убийстве в Оптиной, весь монастырь плакал. А у меня было чувство - победа: попраны, демонские полки, и Трофим победил! Слезы пришли потом, а сперва было чувство торжества: ад, где твоя победа? Господи, слава Тебе!

СЕСТРЕНОЧКИ

Инок Трофим пришел в Оптину в год открытия Шамординской Казанской Амвросиевской пустыни. Когда 27 мая 1990 года состоялось освящение первого храма обители в честь иконы Божией Матери Утоли моя печали, то на этом великом торжестве старались не замечать выбитых и прикрытых фанерой окон храма и хулиганских надписей на стенах. Шамордино начиналось с малой горстки сестер, живущих в мирском плену: к храму примыкали сараи с поросятами, а из открытых окон бывших монастырских келий неслись магнитофонные вопли и телевизионная реклама Сникерсов и МММ. Восстанавливать Шамордино начинала Оптина пустынь, сама еще восстающая из руин. Но если мужской монастырь вскоре стал силой, с которой приходилось считаться, то беззащитность женского монашества развязала тогда многим языки. Местная печать писала, что призвание женщины быть женой и матерью, а не вести противоестественный образ жизни. Местные парни говорили то же самое, но уже в непечатных выражениях. Да что вы в Шамордино не идете? Там благодати больше,- говорил инок Трофим паломницам, желавшим посвятить себя монашеству, но оседавшим почему-то в мужском монастыре. Там, - отвечали ему,- местные сестер оскорбляют, а работа такая, что инвалидом станешь и все. Это правда. Женская обитель нищенствовала, позволяя себе нанять рабочих лишь на то, чтобы, скажем, покрыть крышу храма. А всю тяжелую черную работу сестры делали сами. Со стороны порой бывало страшно смотреть, как худенькие юные сестры ворочают ломом огромные камни, расчищая развалины монастыря. Слабой девушке такой валун с места не сдвинуть. Даже сильному мужчине не сдвинуть. С ними Ангелы работают,- сказал в изумлении один паломник. И Шамордино являло собою не плоть, а дух, восставая из праха не усердием слабых женских рук, но немолчной молитвой ко Творцу. И Господь дал знамение в подтверждение благодатного покрова над обителью: когда на храме в честь Казанской иконы Божией Матери установили крест, то над ним встал в небе столп света. Шамордино было болью и любовью инока Трофима. Его потрясал подвиг женского монашества, и он говорил: Сестры немощные, а как подвизаются! Куда нам до них? Он работал по послушанию на шамординских полях, а главное болел за Шамордино всей душою, распрашивая приезжавших оттуда: Как там сестреночки?

Из воспоминаний инокини X.: Это было в августе 1990 года. Я только что поступила в монастырь. Во время утренней службы в храм вошел молодой человек, обративший на себя внимание тем неподдельным интересом, с каким он осматривал церковь и иконы, будто впитывая все в себя. Я сразу почувствовала в нем что-то родное и близкое. Такая же стремящаяся к Богу душа. Так и оказалось. После службы он по-братски поприветствовал меня и спросил: Остаешься в монастыре? - Да. Он просиял: Молодец сестра, что пошла в монастырь! Я тоже еду в Оптину пустынь в братию поступать. И представился - Алексей. Это он, когда в Оптину ехал, то заехал сперва к нам. Потом он стал часто бывать в Шамордино, потому что работал возле нас на полях. Придет на службу и обязательно принесет нам в подарок то книжки, то просфоры. Первое время он в мирском приходил, и лишь скуфейка была монашеская. А раз стоим на клиросе и видим - Алексей пришел в подряснике. Взялся он за полы подрясника и стал радостно раскланиваться нам, показывая, что его уже одели. А в Оптину приедешь, он подбежит и спросит: Как вы там? Один раз я его даже одернула за такое поведение: Алексей, ну, нельзя же так. Ты же монах. Он потупился, как провинившийся школьник: Прости, прости меня! А однажды спрашивает меня: Ты сколько Иисусовых молитв в день читаешь? А я ему с умным видом: Не количество важно, а качество. Он ничуть не обиделся, но признался, что читает в день столько-то молитв. Огромную цифру назвал. Раньше было все проще. Нас, сестер, в монастыре было очень мало, часто приходилось ездить в Оптину. И ехали сюда, как к себе домой, зная, что есть родной человек - всегда поможет, подскажет. Помню, о. Трофим стоял тогда за свечным ящиком и всегда старался дать что-нибудь сестрам в утешение. Свернет большой кулек и просфоры туда с горкой положит, а еще молитовки печатные даст. Он очень жалел сестер и помогал нам, особенно когда копали картошку>>. Вот рассказы шамординских сестер об уборке картошки в 1992 году. Осень выдалась на редкость дождливой. Картофелеуборочные комбайны вязли в грязи, и от них пришлось отказаться. Но если мужской монастырь все же справлялся с уборкой, то на шамординских сестер, работающих на соседнем поле, было жалко смотреть. Почти постоянно моросил мелкий дождь со снегом, сапоги и телогрейки за ночь не просыхали. И сестры ходили в поле простуженными, боясь, что картошка уйдет под снег. Над шамординским полем стоял немой молитвенный вопль о помощи. И тут помогать им приехал на тракторе инок Трофим. Прокопав несколько рядков, он выскакивал из кабины, хватал в каждую руку сразу по два ведра картошки, собранной сестрами, бежал с ней к машине, высыпал. И опять копал, бежал и сиял, подбадривая уставших. А еще он катал на тракторе послушницу Юлию, а послушнице было тогда десять лет. Сколько же веселых неправильных действий совершал при жизни инок Трофим! И смысл их открывается лишь ныне. Ведь суть не в том, чтобы спасти картошку, но в том, чтобы спастись духовно, не впав в уныние среди надсадных трудов.

Инокиня Сусанна вспоминает: Работал инок Трофим так радостно, что и у нас уже весело работа пошла. А он бегает с ведрами, шутит, сияет. А потом благословился у благочинной испечь картошку для сестер. Быстренько развел костер на опушке, опрокинул туда вверх дном ведро картошки, а тут обед привезли. Мы согрелись у костра и так утешились печеной картошкой, что получился вроде праздник у нас. И вот что удивительно - инок Трофим прокапывал рядки по 2-3 раза, и каждый раз попадалась отличная крупная картошка. С этого поля мы обычно собирали пять машин картошки, а тут накопали тридцать.

Рассказывает инокиня Иустина: Рабочих рук в монастыре не хватает, и однажды уже после смерти о. Трофима на уборку картошку смогли послать лишь четверых - меня, одну болящую сестру и двух стареньких паломниц. Тракторист накопал нам в этот день очень много рядков, а ночами бывали заморозки, и выкопанную картошку нельзя было оставлять в поле. Но разве вчетвером столько убрать? Мы падали от усталости, выбившись из сил, а день уже клонился к вечеру. И тут я стала что есть мочи молить о. Трофима о помощи и запела стихиру: Святии мученицы, иже добре страдаша и венчашася, молитеся ко Господу спастися душам нашим. И вдруг откуда ни возьмись выходят на поле много сестер - человек десять, наверно. Я даже глазам своим не поверила.

У нас в монастыре теперь обычай - перед работой мы молимся о помощи новомученику Трофиму. И он, действительно, помогает нам.

Воспоминания послушницы Елены П.: Мне было 14 лет, когда перед Пасхой 1992 года мы с мамой и младшим братиком (ему было 11 лет) приехали в Оптину пустынь и остались здесь работать на послушании. Инок Трофим полюбил моего братишку, брал с собой на звонницу и научил звонить. Они звонили с братом, а мне тоже так хотелось быть звонарем! Инок Трофим много помогал нашей семье. Помню, у нас в келье не было замка, а он принес и врезал замок. А еще он подарил брату четки, смастерил нам кадильницу и давал ладан для нее. Обязательно надо ходить на полунощницу, - говорил он. - Проспишь полунощницу, и весь день кувырком - ничего не ладится. А сходишь на полунощницу и живешь весь день иначе, как по воле Божией. Однажды инок Трофим вдруг попросил у нас прощения за все, сказав: Кто знает, может, я скоро умру. Может не доживу... Мы не поняли, о чем он: умру, не доживу? На Прощеное воскресенье перед своей последней Пасхой инок Трофим стоял у иконы Божией Матери Умиление. Я подошла к нему, а он весело: Ну, что, будешь просить прощения? И положил мне в ноги земной поклон, прося у меня прощения: Кто знает, может, не встретимся больше, а я провинился, может, пред тобой.

Потом я стояла на отпевании у гроба инока Трофима как раз на том месте (ни метра в сторону), где он положил, прося прощения, земной поклон. Никогда до этого дня у меня даже мысли не было о монашестве. Но Пасха 1993 года была таким потрясением, что душа отвергла мир. Мне показалось - во всем мире и в Оптиной что-то сильно изменилось, а у нас появилось трое новых молитвенников перед Господом. И я молилась у гроба инока Трофима, чтобы помог мне устроить мою жизнь. Молилась о поступлении в монастырь, просила терпения и смирения, а еще так хотелось быть звонарем. А вскоре мой духовный отец сам заговорил со мной о монашестве, и через год я поступила в монастырь, где и стала звонарем.

Через день после погребения было явлено чудо - стали мироточить все три креста на могилах новомучеников. Я это видела своими глазами. Было обильное благоухание, и все приходили помазываться. Помазалась и я, начав с того дня молиться новомученикам. И вот несколько случаев помощи по их молитвам.

29 августа 1995 года наша матушка игуменья благословила меня съездить в Оптину, строго-настрого наказав, чтобы я вернулась в тот же день. В Оптиной я задержалась на всенощной и спохватилась лишь в семь часов вечера. Помолилась на могилках Оптинских старцев и новомучеников, попросив помочь мне добраться до Шамордино. И тут раба Божия Фотинъя вызвалась проводить меня.

Идем мы в сумерках через лес, как вдруг из кустов вышли трое мужчин с гитарой и стали к нам приставать. Мы быстрей от них, а они за нами. Нам стало страшно. Мы с Фотиньей очень испугались и стали молиться: она - Оптинским старцам, а я- новомученикам. Призываю их поименно и вдруг слышу- в лесу тишина. Оглянись, - шепчу Фотинъе. - Я боюсь. Оглянулись, а на шоссе пустынно, и в лесу не слышно шагов. Будто не люди это были, а призраки, и исчезли вдруг. Тут нас нагнала машина из Оптиной и довезла до деревни Прыски. Полдороги проехали, а до Шамордино еще шагать и шагать. Стемнело уже. Идем с Фотиньей в темноте по шоссе, а я переживаю: попадет мне, думаю, в монастыре из-за того, что ночью вернулась. Стала снова взывать о помощи к новомученикам. Вдруг возле нас тормозит машина, ехавшая нам навстречу, а шофер говорит: Куда подвезти? Садитесь. Развернулся и довез нас до Шамордино. За кого молиться? - спрашиваем шофера. - Скажите ваше имя. А он улыбается: Василий Блаженный А это имя о. Василия в монашеском постриге, и мы поняли, кто нам помог.

Однажды у меня сильно разболелся зуб, а была моя череда петь на клиросе. Боль нестерпимая, а подменить меня некем. Стою на клиросе и так мне плохо, что уже не молюсь, но вопию новомученикам. Вдруг боль исчезла. Я сперва не поверила. Все жду, что зуб опять заболит, но зуб уже больше не болел.

Паломница из Брянска Галина Кожевникова прислала в Шамордино свои воспоминания: Когда в 1991 году я впервые приехала в Оптину, то чувствовала себя здесь так одиноко, что думала: чужая я всем. Помню, чистила на послушании подсвечник пальцем, а тут подошел послушник Алексей (о. Трофим), дал мне металлический стержень, помог, пошутил. Он посоветовал мне с детьми почаще бывать в Оптиной. А когда мы приезжали, хлопотал, чтобы получше устроить нас, и приносил детям просфорки, фрукты, конфеты. Он был всегда радостный и не ходил, а летал, так что его светлые волосы и подрясник даже вихрились от быстрой ходьбы. Время о. Трофим ценил необычайно, и я все удивлялась: только что видела его в храме, а он уже выезжает на тракторе из монастыря. В те годы вышла книга Христа ради юродивые. Послушник Алексей стоял за свечным ящиком и читал ее. Видишь, - говорит, - читаю - не оторвешься. Он посоветовал мне купить ее, но денег на книгу у меня не было, и он по почте прислал ее мне. Уже после смерти о. Трофима с этой книгой вышла такая история. Один человек оклеветал меня, а батюшка, поверив, сказал мне такое, что я ужаснулась. Уныние было страшное. Наутро заказала панихиду об убиенных оптинских братьях, умоляя их помочь. А вечером батюшка вызвал меня к себе и, разобравшись во всем, так утешил, что я пришла домой ликующая. Взяла книгу Христа ради юродивые, а оттуда выпала записка, пролежавшая пять лет незамеченной: Если в дальнейшем что-либо вам понадобится, сообщите. Алексей. Рассказываю потом про эту записку батюшке, а он говорит, улыбаясь: Теперь поняла, кто тебе помог?