-- У кого есть она, тот страдай, коль сознает ошибку. Это и наказание ему, -- опричь каторги.

-- Ну а действительно-то гениальные, -- нахмурясь, спросил Разумихин, -- вот те-то, которым резать-то право дано, те так уж и должны не страдать совсем, даже за кровь пролитую?

-- Зачем тут слово: должны? Тут нет ни позволения, ни запрещения. Пусть страдает, если жаль жертву... Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть, -- прибавил он вдруг задумчиво, даже не в тон разговора.

Он поднял глаза, вдумчиво посмотрел на всех, улыбнулся, взял фуражку. Он был слишком спокоен сравнительно с тем, как вошел давеча, и чувствовал это. Все встали.

-- Ну-с, браните меня или нет, сердитесь иль нет, а я не могу утерпеть, -- заключил опять Порфирий Петрович, -- позвольте еще вопросик один (очень уж я вас беспокою-с!), одну только маленькую идейку хотел пропустить, единственно только чтобы не забыть-с...

-- Хорошо, скажите вашу идейку, -- серьезный и бледный стоял перед ним в ожидании Раскольникова

-- Ведь вот-с... право, не знаю, как бы удачнее выразиться... идейка-то уж слишком игривенькая... психологическая-с... Ведь вот-с, когда вы вашу статейку-то сочиняли, -- ведь уж быть того не может, хе-хе! чтобы вы сами себя не считали, ну хоть на капельку, -- тоже человеком "необыкновенным" и говорящим новое слово, -- в вашем то есть смысле-с... Ведь так-с?

-- Очень может быть, -- презрительно ответил Раскольников.

Разумихин сделал движение.

-- А коль так-с, то неужели вы бы сами решились -- ну там ввиду житейских каких-нибудь неудач и стеснений или для споспешествования как-нибудь всему человечеству -- перешагнуть через препятствие-то?.. Ну, например, убить и ограбить?..

И он как-то вдруг опять подмигнул ему левым глазом и рассмеялся неслышно, -- точь-в-точь как давеча.

-- Если б я и перешагнул, то уж, конечно, бы вам не сказал, -- с вызывающим, надменным презрением ответил Раскольников.

-- Нет-с, это ведь я так только интересуюсь, собственно, для уразумения вашей статьи, в литературном только одном отношении-с...

"Фу, как это явно и нагло!" -- с отвращением подумал Раскольников.

-- Позвольте вам заметить, -- отвечал он сухо, -- что Магометом иль Наполеоном я себя не считаю... ни кем бы то ни было из подобных лиц, следственно, и не могу, не быв ими, дать вам удовлетворительного объяснения о том, как бы я поступил.

-- Ну, полноте, кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает? -- с страшною фамильярностию произнес вдруг Порфирий. Даже в интонации его голоса было на этот раз нечто уж особенно ясное.

-- Уж не Наполеон ли какой будущий и нашу Алену Ивановну на прошлой неделе топором укокошил? -- брякнул вдруг из угла Заметов.

Раскольников молчал и пристально, твердо смотрел на Порфирия. Разумихин мрачно нахмурился. Ему уж и прежде стало как будто что-то казаться. Он гневно посмотрел кругом. Прошла минута мрачного молчания. Раскольников повернулся уходить.

-- Вы уж уходите! -- ласково проговорил Порфирий, чрезвычайно любезно протягивая руку. -- Очень, очень рад знакомству. А насчет вашей просьбы не имейте и сомнения. Так-таки и напишите, как я вам говорил. Да лучше всего зайдите ко мне туда сами... как-нибудь на днях... да хоть завтра. Я буду там часов этак в одиннадцать, наверно. Все и устроим... поговорим... Вы же, как один из последних, там бывших, может, что-нибудь и сказать бы нам могли... -- прибавил он с добродушнейшим видом.

-- Вы хотите меня официально допрашивать, со всею обстановкой? -- резко спросил Раскольников.

-- Зачем же-с? Покамест это вовсе не требуется. Вы не так поняли. Я, видите ли, не упускаю случая и... и со всеми закладчиками уже разговаривал... от иных отбирал показания... а вы, как последний... Да вот, кстати же! -- вскрикнул он, чему-то внезапно обрадовавшись, -- кстати вспомнил, что ж это я!.. -- повернулся он к Разумихину, -- вот ведь ты об этом Николашке мне тогда уши промозолил... ну, ведь и сам знаю, сам знаю, -- повернулся он к Раскольникову, -- что парень чист, да ведь что ж делать, и Митьку вот пришлось обеспокоить... вот в чем дело-с, вся-то суть-с: проходя тогда по лестнице... позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?