"Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что данная большинством Отдела "Духовного возрождения России" постановка вопроса о монархии с упоминанием при том и династии носит политический характер и, как таковая, обсуждению Церковного Собрания не подлежит; посему мы в решении этого вопроса и голосовании не считаем возможным принять участие. Архиепископ Евлогий, архиепископ Анастасий, епископ Аполлинарий, епископ Вениамин; протоиерей Троицкий, протоиерей М.Слуцкий, епископ Сергий, протоиерей Руденко, архимандрит Антоний, Н.Квасков, И.Никаноров, Ненарокомов, В.Вернадский, епископ Максимилиан, протоиерей П.Беловидов, протоиерей С.Орлов, архимандрит Феодосий, иеромонах Иоанн, протоиерей Д.Трухманов, В.Розов, генерал Соловьев, протоиерей И.Лелюхин, С.Троицкий, протоиерей В.Виноградов, протоиерей М.Конограй, В.Чистяков, С.Колоссовский, Е.Киселевский, Е.Ковалевский, Е.Москов, протоиерей Н.Сахаров, протоиерей Стельмашенко, Н.Львов".

Корреспондентом на Съезде от эмигрантской печати был журналист Александр Иванович Филиппов. Информацию о Съезде он печатал в издаваемой в Париже газетке "Общее Дело", изобличая монархический активизм Карловацкого собрания. Газетка попала в Москву, а в результате — отягчение участи Патриарха и мстительно-жестокий суд над Петроградским митрополитом Вениамином… Только злой дух мог продиктовать "Обращение", принятое на Карловацком съезде…

2 декабря Съезд закрылся, и делегаты разъехались.

Из Карловцев я проехал в Прагу. Настоятелем Пражского прихода я назначил протоиерея Стельмашенко (из Киева). Он окончил университет и Духовную Академию, а потом был директором основанной им собственной гимназии. Человек ловкий, энергичный, о. Стельмашенко успел, однако, кое с кем в приходе перессориться и возбудить к себе недружелюбное отношение. С чехами он тоже не ладил. Добывая отнятую церковную утварь, которую кто-то не хотел отдавать, он пожаловался в Министерство.

О.Стельмашенко упросил меня съездить с ним к Товарищу Министра Иностранных дел, чеху-легионеру, побывавшему в Сибири (прежде он был в Киеве врачом). Я согласился. В беседе с Товарищем Министра я старался поддержать наши законные притязания на отнятое имущество, ссылался на контракт и т. д., сказал, что хотел бы за время пребывания в Праге все уладить.

— А у вас надолго виза? — спросил меня Товарищ Министра.

— У меня виза транзитная.

— Ах, — транзитная… Тогда вы должны уехать сегодня же с вечерним поездом. Я скажу, чтобы понаблюдали за вашим отъездом… во избежание неприятностей.

Я был вынужден покинуть Прагу.

Проездом в Берлин я остановился в Дрездене. Настоятелем здесь был назначенный мною холмский священник о. Можаровский. Ему удалось сорганизовать группу прихожан, и в приходе чувствовались жизнь и теплая атмосфера. Я отслужил в воскресенье Литургию и уехал в Берлин.

Приближалось Рождество Христово. Мы стали готовиться к праздникам. Мне приходилось постоянно ездить на службы из Тегеля в посольскую церковь на Унтер ден Линден. Утомительное, беспокойное путешествие. Долгая езда на трамваях, пересадки, ожидание на пересадках, дождь, туман, на улицах грязь… В длинной рясе — беда! Помню, я сел в трамвае, распустив рясу по грязному полу, а какой-то попутчик мне по-русски: "Подбери рясу-то! Это же не Царевококшайск…" После всенощных, которые затягивались до 9 часов, приходилось возвращаться в непогоду, во тьме (фонарей было мало), шлепая по лужам, а доедешь до Тегеля, до дому еще ходьбы минут десять. Приезжал промокший, усталый. Особенно тяжко было путешествие перед обедней. Приедешь в храм утомленный, и нет свежести духа, столь необходимого для служения Литургии.

На Рождестве произошел эпизод, который мне праздник немного отравил.

В первый день Рождества зашел ко мне в комнату, где после обедни я пил чай, какой-то господин и отрекомендовался чиновником сербского посольства. Я предложил чаю. Он мне рассказал, что в посольстве на Рождественские дни все разъехались, он один, ему скучно, — вот он и пришел в наш храм помолиться. Из его реплик я заключил, что ему известны наиболее видные сербские иерархи. Узнав, что я на другой день служу в Тегеле, он сказал, что тоже туда приедет. И верно, — приехал. Я позвал его к завтраку в нашу общую столовую. Он уклонился: "Нет, уж позвольте остаться в вашей комнате… я никого здесь не знаю, мне бы не хотелось…" Я не настаивал. Во время завтрака он постучался в столовую: "Можно мне пока погулять на кладбище?" — "Пожалуйста…" С прогулки он не вернулся. Хватился я моих золотых часов, оставленных в комнате, — нет часов… Сербский посланник потом смеялся: "Ну и доверчивость!" Расследование ни к чему не привело, хоть мне и принесли альбомы с фотографиями воров. Ну где ж узнать!

30 декабря (старого стиля) я получил телеграмму с извещением о смерти настоятеля Брюссельской церкви протоиерея Александра Смирнопуло. Надо было ехать на похороны, спешно добывать визы и т. д. Я успел побывать накануне Нового года на детской елке, устроенной русско-немецким обществом, и отслужил там молебен. Новогоднюю ночь провел в вагоне. Меня сопровождал диакон Вдовенко.