Митрополит Евлогий.

Главное дело о. Андроника, повторяю, состоит не в том, что он обслуживает русских, а в том, что он, скромный русский монах, открыл для православия индусских христиан и положил основание проблеме воссоединения их с Православной Вселенской Церковью через Русскую Церковь. Пути разрешения этой важной проблемы трудно сейчас предвидеть.

Когда выяснилось, что Церковь Католикоса стремится к единению и дружественна по отношению к нам, о. Андроник дал мой адрес, дабы завязать наши церковные сношения. Я получил письма и на них ответил, но вскоре увидел, что у меня нет ни людей, ни денег (а нужны большие деньги), ни полномочий Матери Русской Церкви для того, чтобы справиться с такого рода задачей. Мы бедны, бесправны, где же нам поднять тяжесть такого великого начинания! Я старался заинтересовать Вселенский Престол, исходя из соображения, что Индия, церковно-географически, область либо Антиохийского, либо Константинопольского Патриарха, но на мое донесение не отозвались… А тем временем Католикос, о. Фома и еще кто-то из священнослужителей — "якобитов" побывали в Иерусалиме, познакомились с архиепископом Анастасием. Карловацкие сферы заинтересовались индусским движением, выпросили у Сербского Патриарха Варнавы помощь, — и карловацкий епископ Димитрий, дорогой на Дальний Восток, заехал в Индию и познакомился с о. Андроником.

В прошлом, 1936 году, Всемирный съезд "ИМКА" был в Индии. От Сербии на Съезд Патриарх Варнава командировал митрополита Досифея Загребского. Учитывая создавшееся положение, я написал Патриарху Варнаве, что не возражаю против участия Сербской Церкви в начатом о. Андроником деле; важно, чтобы это большое дело сделалось, и, если наш о. Андроник нужен, "я готов отдать его в ваши руки". "Ин есть сеяй, ин есть жняй…" (Иоан.4,37), — писал я Патриарху. Одновременно я просил, чтобы митрополит Досифей посвятил о. Андроника в архимандриты.

Я думаю, что "карловчанам" тоже непосильна проблема воссоединения. За нее может взяться лишь какая-нибудь автокефальная Церковь, утвержденная на твердом основании, например — Сербская Церковь, возглавляемая энергичным Патриархом Варнавою.

Недавно до меня дошла весть, что игуменья Евгения, бывшая настоятельница обители "Нечаянная Радость", проживающая последние годы в Иерусалиме, по поручению архиепископа Анастасия едет как монахиня-миссионерка с несколькими сестрами к о. Андронику. Боюсь, чтобы она не встала ему поперек дороги… О.Андроник — это такт, любовь, умение владеть собою, а м. Евгения человек крутого, своевольного нрава, может от православия оттолкнуть. Я благословил самую идею миссии, но упомянул, что ехать в Индию не следовало уж по одному тому, что подвиг этот очень трудный и вряд ли она, больная и старая, может поднять его.

В эмиграции за эти годы было несколько попыток основать монастырские общежития. О них я теперь и расскажу.

Обитель "Нечаянная Радость"

Возникла обитель в 1926 году, в Гарган-Ливри, под Парижем, по почину м. Евгении [224]. Во время гражданской войны она возглавляла организацию помощи офицерам — участникам белого движения под названием "Белый Крест". Монашество она приняла в Константинополе, во время эмиграции, а потом через Болгарию проехала в Париж. Здесь в одном из предместий, в Гарган-Ливри, открыла школу-общежитие для детей и при ней церковь, лелея надежду, что вокруг этого просветительного учреждения сгруппируются взыскующие монашества эмигрантки и в Гарган завьется монашеская общинка.

М.Евгения, умная, интеллигентная, властная и умелая организаторша, принялась за дело с большой энергией. Поначалу казалось, что все пойдет хорошо, но некоторое время спустя выяснилось, что она раздваивается, преследуя две цели сразу: 1) создание учебно-воспитательного учреждения и 2) организацию монастыря. Эти две линии перепутывались и друг другу мешали. Деток м. Евгения подчинила монастырскому уставу (службы по 2–3 часа); души детские брать в руки она умела, но не всегда религиозная насыщенность школьного быта влияет благотворно, иногда это вызывает сопротивление и приводит к печальному результату: дети выходят из школы менее религиозными, чем поступили.

Не ладилось у м. Евгении и с персоналом. Педагогическая корпорация, в лице некоторых своих членов, либо была не на высоте монашеских устремлений, либо не на высоте учебно-педагогических требований.

Причиной прочих препятствий для нормального развития этого полезного в эмиграции учреждения была сама м. Евгения. Нервная и своенравная, она сообщала нервность свою всему строю жизни. В обители не было тишины, благодати, покоя. Вечно кто-то на кого-то сердился, кто-то был раздражен, кто-то плакал. Обслуживающие общежитие сестры с м. Евгенией не ладили, и неприятности, трения, разрывы и отъезды… стали обычным явлением в "Нечаянной Радости". Единственная послушница, постриженная в обители в рясофор, ужиться с м. Евгенией не смогла и покинула ее. Священники, обслуживающие обитель, тоже с настоятельницей не уживались. За 8 лет существования обители переменилось 9 священников: о. Васильковский, о. Чернавин, о. Варсонофий, о. Алексий (Киреевский), о. Сухих, о. Афанасий, о. Кирилл, о. Титов, о. Яшвиль… Сколько забот потребовалось, сколько неприятностей доставила мне "Нечаянная Радость"! Я старался помирить м. Евгению с очередным священником — тщетные усилия… Обычно она тем яростней возмущалась им, чем тверже я настаивал на примирении.

Впоследствии м. Евгения со всей обителью перебралась в Сен Жермер де Фли (около Бовэ) в большой дом — когда-то конфискованное правительством здание католического монастыря. Юридически оно арендовалось католическим обществом, но фактически оно зависело от местного католического епископа в Бовэ. Расположившись в новом помещении, мы решили над нашей церковью водрузить православный шестиконечный крест. Каково было удивление, когда от представителя того общества, у которого мы дом наняли, последовал протест и требование — крест снять!.. По просьбе м. Евгении я обратился к епископу в Бовэ с письмом: "…Удивляюсь, что это требование заявлено от Вашего имени… Епископ может только радоваться, что здание увенчано крестом, а не протестовать…" В ответ — молчание.