Епископ Винарт получил хиротонию от старокатоликов, потом отошел от них и образовал самостоятельную Церковь, состоявшую из пяти приходов во Франции, Бельгии и Голландии. Так как эта Церковь не имела твердых оснований, ни догматических, ни канонических, то епископ Винарт начал искать сближения, и даже единения, с Православной Церковью; он стал часто заходить ко мне и вести беседы об этом, а также приглашать меня на свои богослужения. Искренность его стремления была несомненна, и я решил принять в этом деле участие. Не полагаясь, однако, на собственное мнение, я созвал при Епархиальном совете совещание из профессоров Богословского Института, дабы выяснить, возможно ли принять епископа Винарта со всеми его приходами в Православную Церковь, и если возможно, то на каких условиях. Мнения в совещании разделились. Особенным препятствием к принятию его в лоно нашей Церкви был его брак (он вступил в законный брак, уже будучи в епископском сане). Большинством голосов ходатайство епископа Винарта было отклонено, хотя он выражал согласие на расторжение своего брака. Признаюсь, было очень больно это равнодушное отношение к искренним исканиям епископа, ибо Господь сказал: "Всякого грядущего ко Мне не изждену вон…" Я решил вопрос о соединении представить на благоусмотрение Вселенского Патриарха. С петицией к нему от имени епископа Винарта поехал наш православный французский иеромонах Лев Жилле. Так как Патриарх Фотий был болен, о. Лев беседовал с уполномоченными от Патриарха митрополитами. О результатах этого ходатайства обещали уведомить по рассмотрении дела Священным Синодом. Долго ждал епископ Винарт этого решения и не дождался… Потеряв всякое терпение и надежду получить ответ, он обратился к Литовскому митрополиту Елевферию (юрисдикции Москов* *ского митрополита Сергия), который потребовал от него развода с женой и пострижения в монашество; епископа Винарта присоединили, а всех его священников должны были перерукоположить, разрешив им потом служить по "западному обряду". Так произошло присоединение к Православной Церкви епископа Винарта (ставшего архимандритом Иринеем), его духовенства и паствы. Архимандрит Ириней вскоре скончался. Священники, по новому рукоположению, и паства вошли в лоно Православной Церкви.

Однако "западный обряд" признаков дальнейшего здорового развития что-то не проявляет; в употреблении других священников, не винартовского рукоположения, он вызывает улыбки…

Один из священников "западного обряда" в Голландии (Хаарлем), о. Петр Глазема решил перейти в мою юрисдикцию отчасти под влиянием нашего священника в г. Гааге, иеромонаха Дионисия (Лукина). Я, конечно, принял его, разрешив ему "западный обряд" с некоторыми изменениями, сокращениями и дополнениями. Но положительного результата это присоединение не дало…

Проблема соединения Церквей — Православной и Католической — на началах взаимной братской любви и духовной свободы встречает непреодолимое преткновение в вековом неизбывном папском империализме, в силу которого идея вселенского объединения христиан подменяется идеей подчинения всего мира Католической Церкви, от чего Ватикан отказаться не может по самой своей природе. Вот почему, хотя Папа организовал в своей Церкви постоянное моление за страждущую Русскую Церковь, хотя через католические учреждения мы, русские эмигранты, получили немало благодеяний, за что, конечно, мы храним в душах искренние благодарные чувства, — я должен сказать по совести, что католики не нашли путей к нашим сердцам и многое в их отношениях к нам за эти годы мы с горечью восприняли либо как непонимание нас, либо как болезненную рану чувству нашей преданности родной Православной Церкви. Воли к преодолению вековой отчужденности они проявили мало…

Кардинал Вердье издал окружное послание, в котором запрещается католикам посещать наши храмы, а в случаях, когда по необходимости (по соображениям гражданского порядка) они вынуждены присутствовать на наших богослужениях, им предписывается молитвенно в них не соучаствовать. Зачем было нужно подчеркивать это ригористическое правило, хотя бы оно и значилось в канонах?

Такое явление, как международный литературный конкурс, устроенный одной католической организацией под председательством кардинала Бодрильяра, когда, нарушая статут международных конкурсов, вмешалась католическая духовная цензура и лишила наших писателей Лукаша и Таманина премий, присужденных им литературным жюри, на том основании, что в их романах, "христианских по духу", есть якобы примесь "славянского мистицизма" — такое явление оставило в русском эмигрантском обществе тягостное впечатление и было воспринято как некоторое оскорбление католиками православия.

Подчеркнуто невежливое отношение ко мне кардинала Вердье комментировалось в эмигрантской среде тоже весьма для католиков неблагоприятно. После панихиды по убиенном сербском короле Александре, которую я вслед за кардиналом служил под Триумфальной аркой в присутствии президента, министров, дипломатического корпуса, а также и других представителей официальной Франции, я счел долгом вежливости поехать к нему с визитом. Он указал час для нашей встречи. Но кардинала в этот час дома я не застал… Прождав его тщетно некоторое время, я уехал. На следующий день было получено от него письмо с извинением.

Прошлою зимою ко дню семидесятилетия кардинала, которое праздновалось очень торжественно, я послал ему поздравление. Никакого ответа на мое приветствие не последовало…

Допрашивая свою совесть, я со всею откровенностью могу сказать, что не на мне главная вина того, что отношения с католиками в эмиграции не наладились. Я не уклонялся от случаев, когда они казались благоприятны для дружеского общения наших двух Церквей, но в ответ не встречал прямоты, искренности, того открытого братского влечения к сближению, которое внушает доверие и побеждает чувство отчужденности, исторически в нас укоренившейся. Наоборот, приходилось быть начеку, улавливать какую-то тонкую политику, заднюю мысль опытных дипломатов. Как далеки эти отношения от идеала общения Церквей в Любви и Свободе! [232]

Если с католиками наше сближение не удалось, то с протестантами за эти годы у нас установились простые и сердечные отношения.

Первая моя встреча с протестантским миром была в 1920 году в Женеве на Конференции Христианских Вероисповеданий.

Инициатива стремления к сближению и единению всех христианских исповеданий принадлежала Американской епископальной Церкви.

Нужно удивляться той ревности, той настойчивости, с которой они стучались в двери каждого христианского исповедания, нужно преклоняться и перед теми огромными усилиями и трудами, которые они взяли на себя, чтобы начать и организовать это дело в мировом масштабе. На этот призыв откликнулись очень многие протестантские исповедания, старокатолики, а также Православные Церкви; благословил это дело и Вселенский Константинопольский Патриарх. Об этой Конференции, о моих впечатлениях и воспоминаниях, с нею связанных, я уже говорил [233]. Здесь же воспользуюсь поводом и скажу несколько слов о председателе Конференции епископе Бренте [234].

В церковном мире епископ Брент были личностью крупной и светлой. Он объединил силой своего морального авторитета представителей самых отдаленных вероисповеданий, внушал доверие к Конференции даже наиболее недоверчивым, скептически настроенным ее членам. Внимательный, любвеобильный, чуткий и смиренный, он завоевал всеобщее уважение и симпатию.