Это с одной стороны. С другой (я говорю только о себе) — в этой новой жизни открылся и путь, и крест. Нельзя сказать, что все здесь дается легко, порой бывают такие сложности, что хочется махнуть рукой и бросить. Но понимаешь, что именно в этом делании заключено для меня служение — Богу, людям, детям. Спаситель говорит: возьми крест свой и следуй за Мною (Мф. 16, 24). Можно ли идти по этому пути без креста? И еще: сними сейчас с меня этот крест — кто знает? не остановлюсь ли я, не перестану ли вообще быть христианином?..

Поэтому мы ездим в Приемник, хотя бывает трудно. Мы понимаем, что занимаемся не совсем своим делом. Мы еще никудышные христиане, нам самим надо очень много над собой работать прежде чем кого-то учить. Есть известное выражение: «Не достигший в меру совершенства и берущийся учить других, потеряет и то, что имеет». И мы переживаем, так как знаем, что с детьми должны работать люди и духовно более опытные, и христиане более твердые, и просто специалисты. Но в силу того, что таких людей не хватает, а дела много, приходится заниматься и нам.

Мы также понимаем, что через эту деятельность сами совершенствуемся — через служение детям становимся более христианами. Не случайно человек призван Богом заботиться о ближнем, и не случайно основные заповеди Господь сформулировал как заповеди любви. Если мы через любовь к ближнему придем к любви к Богу, то это будет замечательно.

Конечно, мы чувствуем ответственность за этих детей. Какую цель мы преследуем, что мы хотим дать? Наша сверхазадача — привести детей ко Христу. Тактическая же наша цель — посеять в их душах хоть какое-то знание о Боге, которое впоследствии, может быть, разовьется в то, что они станут христианами. Хотелось бы, чтобы после наших бесед они отвечали любому сектанту, что не пойдут с ним, потому что знают, что такое христианство.

Мы видим, что наши занятия детям интересны. Бывает так, что урок кончился, а они нас не отпускают, задают все новые и новые вопросы. Но становятся ли они лучше, добрее после этого?.. Детей понять не так легко. На занятиях они одни, а выйдут из комнаты — совсем другие. Какие они в обычной жизни, какие внутри себя? Неправильно говорить, что это маленькие старички. Они пережили много, однако они дети. А все дети в общем-то одинаковые, независимо от того, в приемнике они находятся или в воскресной школе, тяжелая у них биография или легкая. Они склонны фантазировать, жить в некоем своем мире, которого внешние раздражители в виде, например, учителей касаются только вскользь. Ребенок иногда надевает на себя маску — и не от того, что он по природе своей лицемерный и двуличный. Нет, это форма защиты его внутреннего мира. Он надевает маску — и мы видим его другим, нежели он есть на самом деле. Любой из этих ребят может рассказать вам душераздирающую историю о своей жизни, но она вовсе не будет соответствовать действительности. Его настоящая история, может быть, еще драматичнее, но она другая.

Мы знаем, что любая выдумка ребенка о себе имеет в основе нечто вполне конкретное и реальное, и стараемся относиться к этим рассказам внимательно. Если мальчишка говорит, значит, в душе его есть какой-то вопрос, который он формулирует именно таким образом — придумывая историю и закладывая в нее свой вопросик, который иногда не так-то легко распознать. Бывает так, что лишь спустя какое-то время додумаешься о действительном значении той или иной небылицы.

Какой отклик находят наши занятия в душе детей, сказать трудно. Ведь часто видишь ребенка один-два раза в жизни. Нас можно сравнить с человеком, наблюдающим за проходящим мимо поездом. Можно, конечно, определить, пассажирский это поезд или товарный; но что внутри него, и куда в конце концов этот поезд придет? Так и мы с нашими детьми. Какой станет их жизнь? Что будет с ними завтра? — даже на этот вопрос мы не знаем ответа. И все же хочется надеяться, что встреча с Церковью не пройдет для них бесследно.

Какие-то плоды мы видим и сейчас. В Приемнике есть ребята, которые вырастают на наших глазах, — из тех, кто постоянно, из года в год туда попадает. И вот по ним можно судить, что семечко, которое мы посеяли, хотя и не взошло, но живо. Кажется: ребенок вновь попадает в Приемник, значит, не все благополучно в его жизни. Но поговоришь с ним — и выясняется, что его интересы «на воле» формировались не без памяти о наших занятиях. Иной раз, встречаясь с нами вновь, они представляют своеобразный отчет за истекший период: «Пока меня здесь не было, пока мы с вами не виделись, я прочитал такую-то книжку, услышал то-то, был в таком-то храме». В этом году на Пасху ребята своими силами даже устроили небольшое представление: приготовили нам сюрприз, так как мы об этом ничего не знали. Главными закапельщиками этого мероприятия были наши давние знакомцы — «старожилы» ЦВИНПа.

Хотелось бы сказать о сотрудниках Приемника. Не всякий человек может понести тот труд, который несут они. Некоторых из тех, с кем мы там встретились в начале нашей деятельности, теперь уже нет, ушли. Но если человек задерживается в Приемнике надолго, то он, как правило, — борец за идею, борец за этих ребят. Сотрудники доброжелательны не только к детям ЦВИНПа, но и к нам. Как бы они ни относились к христианству, к Церкви, но, понимая, что для детей это полезно, они ждут нас и всячески помогают. Поэтому и имеется у нас возможность туда ездить.

Отцы, матери, дети. Протоиерей Аркадий Шатов

Сейчас очень любят громкие названия: у нас уже не институты какие-нибудь, а университет или академия, не ПТУ, а какой-нибудь колледж… Так что сегодня — не родительское собрание, а педагогическая конференция. И поскольку это конференция, то я свой доклад назвал тоже очень серьезно: «Цели православной педагогики и пути их достижения». Но боюсь, что получится, как всегда в постсоветское время: заявлено много, а сказано мало.

Начнем не с целей, а с тех путей, на которых эти цели осуществляются. Я, надо сказать, очень долго мучился над таким вопросом: как в процессе воспитания строгость соединить с любовью. Замечательный старец отец Павел (Троицкий) писал, что здесь нет ничего сложного, что это соединяется легко и просто, а я никак этого не мог понять и даже сформулировать. Но все-таки попытаюсь сказать, что дети должны воспитываться в некоем — я прошу не подозревать меня в каких-то неправославных взглядах, будто бы я экстрасенс какой-то или еще что-то в этом роде — энергетическом поле любви. И это поле любви должно быть создано семьей, общиной, любым коллективом, в котором проходит воспитательный процесс. Семья обычно состоит из двух человек — я говорю об общих принципах, конечно же, в жизни все не так легко, о конкретных случаях мы потом тоже поговорим. И вот, поле любви должно быть полем педагогической деятельности, и христианская педагогическая деятельность должна являть Божественную любовь, должна явить ребенку Того, Кто есть Любовь в Своем Существе. Вне этого поля, вне этой энергетики, если хотите, никакая христианская, православная педагогическая деятельность невозможна; это мы должны обязательно отметить для начала. Сама строгость педагогических приемов и подхода к ребенку вытекает из этой любви, неразрывно с ней связана. Строгими — и очень строгими — мы должны быть к детям тогда, когда они совершают плохие поступки, а остальное время дети должны находиться в поле любви.

Иногда получается так, что мы за нашими детьми — в воскресной школе, в училище, в храме, в семье — все время следим, подозреваем их, как бы они чего плохого не сделали, смотрим за ними, как некие милиционеры, и хотя они еще ничего такого не сделали, уже ожидаем, что они сделают что-то плохое. Мы так часто придираемся к нашим детям, а строгость, правильно соединенная с любовью, применяется в экстремальных случаях, когда ребенка нужно остановить, удержать. Все остальное время должна действовать любовь, любовь неиссякаемая, непрекращающаяся и все покрывающая, любовь, которая призвана явить детям милосердие Божие. Строгость эта должна быть обязательно разумной и рассчитанной; строгость — это не грубость и не жестокость, это — постоянство правил, это неуступчивость в тех случаях, когда дети стремятся выйти из послушания. Сама эта рассчитанность, конечно, не исключает непосредственной, живой реакции на поступок ребенка. Рассудительность должна ограничивать излишнюю эмоциональность и совершенно отсекать раздражительность и гневливость. Вот так я бы определил основной принцип сочетания любви и строгости в воспитательном процессе.