Если говорить о целях воспитания детей, то прежде, чем эти цели сформулировать, нужно сказать, что воспитательный процесс характеризуется законченностью во времени. Хотя ребенок может быть с нами довольно долго и до конца жизни должен почитать своих родителей, но все-таки само воспитание укладывается в какие-то временные пределы: дети нам даны на воспитание на время детства, и мы должны подготовить их к свободе взрослого возраста. Мы воспитываем детей, как пишет отец Василий Зеньковский, подготавливая их к свободе осознания себя во Христе. Наши педагогические приемы, методы воздействия, рамки, в которых находятся дети, в конце концов будут сняты, и ребенок останется свободным. Главная наша задача — научить детей правильному общению с Живым Богом-Троицей, так рассказать им об искупительной Жертве Христа, чтобы этот рассказ запечатлелся в их сердце, а не только в сознании, дать им понятие о духовной жизни, воспитывать их в исполнении заповедей, помочь им осознать себя членами Православной Церкви через вхождение в жизнь приходской общины. Вот те задачи, которые стоят перед нами. И мы, конечно же, должны не просто рассказать им о вере, а должны эту веру прежде всего явить. И прежде чем говорить о воспитательных методах и приемах, об особенностях воспитательного процесса, нужно сказать, что не может научить чему-то тот, кто сам этого не умеет. Мы не можем дать ребенку то, чем сами не обладаем, не можем помочь ему родиться свыше, родиться духовно, если сами для духовной жизни не родились. Есть замечательная пословица, которую мы все время вспоминаем, когда говорим о воспитании детей: «От осинки не родятся апельсинки». И сделать из них настоящих христиан мы не можем, если сами таковыми не являемся. Поэтому прежде чем нам приступить к воспитанию детей, нужно обязательно спросить себя, кто мы есть, как мы живем, и, наверное, это нужно делать не просто перед началом воспитательного процесса, а постоянно; всегда во время общения с детьми контролировать себя и смотреть за тем, что мы сами из себя представляем.

Конечно, можно впасть в другую крайность и сказать: ну кто я такой? как я могу воспитывать детей? я же хуже них, они такие замечательные, они такие хорошие. У нас был случай как раз в этом зале: дети после службы занимались с нашими педагогами и стоял страшный шум, так что было слышно даже в храме. Здесь было два педагога, двое мужчин, которые пытались с ними заниматься, а дети от них убегали, они их ловили, в общем, была странная ситуация. Потом я попросил их подойти ко мне в кабинет и спросил, что здесь происходит. И один из них сказал: «Ну, они как тараканы: одного возьму, а другие все убегают, я их не могу больше двух удержать». Я говорю: «Надо с ними построже». — «Ну кто я такой, батюшка, чтобы с ними быть построже! Да я такой грешник! Хуже нет. Ну как я могу им что-нибудь строго сказать?».

Конечно же, мы с вами можем сказать, что дети во многом лучше нас. Общение с детьми само по себе может нам помочь стать лучше. Господь ставит нам в пример детей, говорит, что таковых есть Царство Небесное (см. Мф 19:14), что кто не примет Царствие Божие, как дитя, не войдет в него (см. Лк 18:17), поэтому нам следует учиться у детей живости восприятия, простоте. Какие-то вещи, даже духовные, они понимают лучше, чем мы, обремененные многими грехами. Но это совсем не значит, что мы, осознавая себя грешниками, не должны заниматься их воспитанием. Просто мы должны понять, что если хотим чему-то их научить, нам самим нужно двигаться по пути духовного развития и совершенствования, быть подвижниками, хоть мы и грешники: хотя бы на один миллиметр, но двинуться сегодня вперед, хоть что-то сделать, хотя бы не отступить. Это обязательно должно присутствовать в нашем сознании. А общение с детьми, с такими замечательными существами, конечно, кроме всего прочего, радостно и интересно. И настоящий педагог от этого общения, от воспитательного процесса получает не только горечь и головную боль, но и неподдельную радость, — как радуется мать, которая воспитывает ребенка.

Что главное в жизни православного человека? Что главное в жизни, в воспитании маленького ребенка? — Участие в богослужении, исполнение заповедей, навык послушания. Я думаю, что слова одного старца, который жил на Афоне и подготовил множество учеников, применимы не только к духовным отцам, но и к родителям. Этот старец говорил своему духовному чаду: «Если когда-нибудь Бог приведет в твои руки каких-то духовных чад, ты учи их самому главному: учи их молитве, а молитва научит их всему остальному». И если мы хотим воспитать своих детей в вере, воспитать их православными христианами, наша задача заключается в том, чтобы помочь им обрести общение с Живым Богом, Который есть Троица. И прежде всего — научить их молиться. Общение с Богом станет основой всей их дальнейшей жизни, и из этого вытекают и все остальные задачи, которые стоят перед православным воспитателем или перед православными родителями. Нельзя просто научить детей молиться, нужно, чтобы менялась их жизнь, менялись отношения с людьми, чтобы они воспитывались и эстетически, любили красоту, понимали красоту, — все это будет связано с молитвой, но все-таки молитва должна быть основой. И, конечно же, нужно явить ребенку христианскую веру, явить ему такую полную жизнь, христианскую, настоящую жизнь, которая поможет устоять, когда мир предложит ему всевозможные соблазны, — жизнь радостную, исполненную любви, трудную, подвижническую христианскую жизнь, интересную и подлинную. Если они ощутят ее в своих близких, если увидят в лицах своих родителей, их знакомых, в христианской общине, — конечно же, тогда они устоят перед соблазнами, в которых лишь внешне красивая ложь, а за ней ничего не скрывается, за ней на самом деле смерть, потому что все грехи, соблазны, которые существуют в мире, это путь к смерти. Познав эту истинную жизнь в детстве, от родителей, они, сравнивая то, что видели в детстве, с тем, что им предлагает мир, не знающий Христа, конечно же, сделают правильный выбор; главное — показать им пример истинной молитвы, который и будет основой воспитания.

Отец Таврион (Батозский), замечательный подвижник, говоря о воспитании детей, приводил пример из Достоевского: была семья Карамазовых, не очень хорошая, прямо скажем, совсем неблагополучная семья, и в этой семье был замечательный мальчик — Алеша. Он был воспитан своей матерью, а потом воспитывался у чужих людей. И единственное его детское воспоминание — как мать протягивает его к иконе Божией Матери и молится за него, просит, чтобы Божия Матерь взяла его под Свою защиту. Вот та основа, которая была положена матерью при самом начале его сознательной жизни.

Есть другой пример. Один ныне живущий добрый пастырь как-то мне рассказывал, что у него был крестный, замечательный человек. Однажды в детстве он увидел, как крестный молится, и никогда больше не видел, чтобы человек так молился. Может быть, это действительно так, а может — это такое сильное детское впечатление, ни с чем другим уже несравнимое. И в душу ребенка западает, когда он видит, знает, чувствует и понимает, что родители молятся о нем.

Конечно, не нужно специально показывать, как надо молиться. Молитва — это не показное действо, а внутренняя обращенность души к Богу. И если эта обращенность у вас будет, ребенок почувствует это, поймет, что для вас это главное, вы этим живете, в этом источник ваших радостей, ваших сил, вы прибегаете к Богу во всех экстремальных случаях… В этом нужно, может быть, немножко помочь ребенку, чтобы молитва была не просто формальностью, а чтобы ребенок молился вместе с вами тогда, когда что-то случилось, радостное или печальное, когда кто-то заболел, или наоборот, когда нужно поблагодарить Бога за какую-то радость. Молитва должна сопровождать всю нашу жизнь. И ребенка нужно тоже к этому приучать; это научит его обращаться к Богу всегда, во всех случаях жизни.

Кроме этого необходимо помочь ребенку совершать молитвенное правило; в начале детского пути, наверное, нужно молиться вместе с ним, но как можно скорее должен наступить тот момент, когда ребенок уже молится самостоятельно. Я знаю от наших прихожан, что многие заставляют дома детей молиться вместе с ними, а когда приходят с ними в храм, в место общей молитвы — то здесь они от ребенка отделяются, встают в угол, а ребенок делает что хочет. А должно быть обратное. Дома нужно помочь ребенку молиться самому, нужно научить его дома обращаться к Богу, чтобы это была его личная обращенность, можно начать вместе с ним, затем научить его, как правильно молиться, и очень нежно, аккуратно, ласково, деликатно помогать ему в том, чтобы эта молитва укрепилась в его душе. А когда вы приходите с ребенком в храм, то нужно объяснить ребенку, что здесь общая молитва; можно как раз стоять рядом с ребенком, объяснять ему какие-то части богослужения, можно вместе с ним поставить свечку, объяснить ему, как это делается, и помолиться перед иконой. Здесь можно подсказать ему, когда встать на колени, когда петь «Отче наш», подсказать: «Вот сейчас, слышишь, батюшка молится о болящих, читает молитву о болящих. И ты тоже помолись». Тогда богослужение будет для ребенка более понятным, более близким, не чем-то таким, что нужно отстоять и поскорее убежать. А храм не будет местом, где он встречается со своими сверстниками и с ними где-то в уголочке начинает обсуждать свои дела; он поймет, что мы собрались, чтобы молиться Богу все вместе.

Общая молитва нуждается в том, чтобы вы были рядом с ребенком. Поэтому в храме нужно быть рядом с ним, особенно когда он идет причащаться, объяснить ему, как подходить к чаше, как от чаши отходить, что значит прикладываться ко кресту; объяснить смысл священнодействий, которые совершаются в храме. Вот здесь нужно ему помогать, сопровождать его, ему нужна помощь, потому что он пока еще не умеет общаться с Богом и для него общаться со сверстниками или с теми или другими предметами в храме легче, чем обратиться к Богу.

Если говорить об участии детей в богослужении, то дети всю материальную культуру Церкви воспринимают живее и глубже, чем мы. Многие из нас пришли к вере, будучи людьми взрослыми, пришли, так сказать, от какой-то идеи, пришли в поисках истины, пришли еще как-то, а дети могут прийти к Богу, приходя в храм, при помощи тех материальных предметов, которые освящаются Церковью. В Церкви есть множество традиций, обрядов, обычаев, которые ребенку могут быть вполне понятны, могут открыть ему красоту, многообразие православного богослужения: свечи, ладан, лампады, иконы, просфоры и обряды освящения яблок, воды, меда, вербы, березки. Если все это правильно объяснить ребенку, то ему будет легче воспринимать богослужение. Он будет ждать, когда же придет Троица, пусть даже он будет ждать, чтобы храм украсили березками, но он будет понимать, что это значит, и через это, через внешние предметы, которые вполне ему доступны и понятны (гораздо более доступны, чем наши абстрактные утверждения или отвлеченные рассказы, не касающиеся сердца), он будет воспринимать церковную жизнь, он к этой жизни приобщится. Мне кажется, нужно обязательно знакомить ребенка с обрядами и обычаями, через это приводить к вере. Можно это делать и дома: освящение дома, день ангела. Рождество, Богоявление. Взять святую воду, окропить с ребенком весь дом, торжественно пропеть тропарь. Принимая в этом участие, он будет понимать, что церковные службы красивы, радостны, в них много очень важного и понятного.

Если мы сами нарушаем заповедь Божию, которая говорит, что шесть дней нужно делать дела свои, а седьмой день посвятить Господу Богу, если жизнь нашей семьи не подчиняется этому ритму, который установлен Богом, то трудно будет ребенку удержаться в Церкви, потому что если нарушить этот ритм, если он увидит, что в воскресенье можно не идти в храм, можно заняться чем-то еще, какой-то работой на участке, поспать подольше, еще что-то сделать, а храм — это в общем необязательно, то он очень легко это воспримет и, когда богослужение ему в какой-то момент станет неинтересно, — бывает в жизни, когда что-то даже очень важное делается почему-то вдруг неинтересным, жизнь наша душевная такая: то подъемы, то спады, эмоциональные или иные, — то он очень легко скажет, что это ему не нужно, не обязательно. Поэтому жизнь семьи должна подчиняться тому ритму, который установлен Самим Богом, и тогда ребенку будет естественно бывать в храме в воскресенье, у него даже вопросов не возникнет, зачем это нужно и почему. Без этого он будет чувствовать себя обделенным, так что если вы хотите, чтобы ваши дети остались в Церкви, то нужно, самим воспринять тот ритм, который в Церкви существует.

У нас есть примеры, как мне кажется, удачные, вовлечения детей в богослужение, — детей уже не маленьких, с которыми нужно ставить свечечки, давать им просфорочки, чтобы они ждали этого в конце службы, рассказывать им, что изображено на иконах, детей, которые еще не понимают смысла произносимых слов, — а детей, которые уже умеют читать и могут что-то понять в богослужении. Во времена доперестроечные, до того момента, когда наступило тысячелетие Руси, когда Церковь стала свободной, когда мы смогли заниматься с детьми в храме и устраивать на приходском и даже церковном уровне педагогические конференции, были опыты служения дома, скажем, всенощной. Я не говорю, что нам нужно всенощные служить дома, я просто вспоминаю, как всенощная служилась дома. Скажем, раньше, когда я служил за городом, я мог, конечно, поехать вечером, хотя служить должен был утром, но мне ехать туда два часа, семью не хочется оставлять, и я оставался в Москве. Иногда я шел в какой-то храм, а иногда мы служили всенощные дома. На них были мои дети, была матушка, и когда в комнате было человек пять или шесть, то богослужение совершалось как бы на глазах детей, они были ближе к священнику, видели перед собой богослужебные книги, они сами участвовали в чтении, в пении. И через это богослужение делалось для них более понятным.

Я знаю и рассказы других людей, как через такое служение дома каких-то служб, всенощных, иногда даже в отсутствие священника (в пятидесятые годы нельзя было без угрозы лишиться работы постоянно ходить в храм, и еще разные были причины, по которым иногда люди молились дома), богослужение делалось более понятным для детей. Они не просто приходили в храм, вставали где-то за колонной и с ноги на ногу переминались, как у нас многие дети, а стояли на клиросе и в службе участвовали, и к службе приобщались. У нас и в наше время есть такой пример, это наше служение в приютском храме, где службы совершаются с участием детей. Дети сами встают на клирос, смотрят в книги, поют, им это интересно. И служба совершается, немножко применяясь к их немощам, поется, например, то, что должно читаться, чтобы дети в этом легче участвовали. Вообще детям иногда легче, когда они собираются вместе, не читать молитвы и слушать, что читают, а петь всем вместе. Раньше в приходских храмах существовали такие песенные чинопоследования, которые включали в себя не чтение молитв, а пение всем храмом. И детям, когда они поют все вместе, это помогает приобщиться к службе, служба не кажется такой скучной, длинной. Когда они поют слова, они волей-неволей проникаются их смыслом.

Есть и другие формы приобщения детей к богослужению. Создаются детские хоры, мальчики прислуживают в алтаре, девочки в храме ухаживают за подсвечниками, дети убираются в храме после службы и через это тоже участвуют в подготовке храма к богослужению. Мы стараемся это делать, но нужно сказать и об опасности, которая заключается в том, что если ребенка просто ввести в алтарь, особенно если ввести еще второго и третьего, как это делается в некоторых храмах, то дети, предоставленные сами себе — им нужно выйти со свечой, им это очень нравится, — все остальное время не молятся, хотя находятся рядом со святыней; находиться рядом со святыней и не благоговеть перед ней нельзя, от этого человек теряет страх Божий. И дети теряют страх Божий и ведут себя безобразно. Вот это привыкание к святыне, потеря благоговения, — вещь очень опасная. Поэтому мы в нашем храме стараемся особенно мальчиков в алтарь не приглашать, потому что это может потом отозваться чем-то иным. Нужно искать какие-то иные формы. Как это сделать, я не знаю. Может быть, надо создать детский хор, который пел бы отдельные песнопения всенощной, скажем, и стоял в храме с педагогом. Конечно, нельзя это делать искусственно; это должно быть естественно, как естественно было раньше молиться дома (сейчас это, конечно, смешно; как-то не совсем это ясно, неоправданно получается). Или, я помню, я служил в одном храме под Москвой, там у нас был детский хор, они пели Трисвятое на Литургии. До этого они спевались; начиналась Литургия, а они где-то спевались в отдельном помещении, а уже после малого входа, при пении тропарей, они все, — впереди шел регент, — входили в храм, вставали на место, пели Трисвятое и потом уходили заниматься дальше. Конечно же, как-то все это немножко странно.