Послания. Книга III

Послание 123(311). Навкратию сыну

Так как благий Бог соизволил нам видеть брата Адриана, то мы и сочли благовременным, чадо мое возлюбленное, приветствовать тебя, а чрез тебя и прочих твоих братий, а наших чад. Что касается нас, то мы вашими молитвами устроились: и помещение у нас хорошее, и приятностей достаточно, и Бог близок. Но близок и враг наш диавол, который сопровождает каждого для искушения. Молю тебя, не переставай в молитвах своих поминать меня, чтобы мне спастись с братьями, которые также приветствуют тебя. Кроме того, прошу вас пребыть в вере и надежде и не приходить в озлобление от теперешних скорбей. Близок Господь ко всем ожидающим Его (Пс.144:18).

А ты, чадо мое, как моя душа и сила, отдай себя в распоряжение рассеянным нашим братьям, насколько можешь и сколько будет требовать того нужда. Для этого-то, во всяком случае, Богом и устроено так, что ты остался на свободе. Имей в виду, что вам можно посылать кого-нибудь сюда, а по временам даже и тебе самому приходить, но только осторожно, чтобы это не было разглашено какими-либо простодушными братьями. Адриан знает, когда он проник и как. Ни в чем, кроме книг, мы не имеем нужды и, если найдется толкование на Евангелие от Иоанна, принадлежащее моему отцу по плоти, то пришли его мне вместе с другими книгами, о которых я сказал. Бог да сохранит тебя, чадо мое, как зеницу ока.

Послание 124(312). Ему же

Увидев брата Протерия, я, смиренный, возблагодарил Господа, потому что беспокоился о его безопасности. Верую, что его спасение, не взирая на мои грехи, зависит, к пользе братий, от Господа, сопутствующего ему при входах и выходах его и помогающего ему пройти невредимо, как бы сквозь огонь.

Что же касается теперь сообщенных мне новостей, как хороших, так и худых, то за первые следует радоваться и благодарить Бога, - особенно за то, что и женщины мужаются против диавола; по поводу же вторых - печаль и стенание. Да и как нам не испытывать удрученности от падения братьев, усиливающейся по мере того, как успевает распространяться коварная ересь! Но нам необходимо это перенести, оставаясь неуклонно верными в любви Христовой. И если даже, - что вполне вероятно, - положение православных будет становиться все более и более трудным, мы должны остерегаться как равнодушия, так и уныния. Но я не знаю, как ты достиг безопасности со стороны своей супруги.

Разреши теперь, брат, говорить с тобою и сам не оставайся безмолвным. Относительно людей, чуждых по вере, придерживайся одного - осторожности, относительно же единоверных - не забывай общительности.

А я, несчастный, проникаюсь страхом пред Божиим судом и прихожу в беспокойство, когда не посылаю или не получаю писем. Ведь это - дело божественной любви, а молчать и таить про себя свои намерения - небезопасно, ибо это не только не свидетельствует о любви к ближнему, но и угнетает душу поступающего таким образом. Впрочем, я иду как бы средним путем, и притом - по желанию и с одобрения моих спутников - я исполнителен лишь настолько, чтобы не прогневать Бога и не отпасть от истины еще до нападения врагов Божиих; имею также в виду и то, что мне должно быть настойчивым по отношению к другим. Таким образом, я нахожусь пред тройным обязательством, но, может быть, ни одного и не выполняю так, как написано: кому дано много, с того больше взыщут (Лк.12:48).

Все-таки, чадо мое, пиши и принимай предосторожности. Это меня не отяготит, а с другой стороны, может быть, я скажу тебе, что нужно. Бог же отца моего да призрит на все, что мы делаем и можем совершить в благоугождение Ему. Будь здоров и спасайся, чадо многожеланное.

Послание 125(313). Ему же

В письмах к брату архиепископу я достаточно сильно выразил то, как я оплакал смерть покойного моего Калогира, и теперь не могу, чадо возлюбленное, сказать ничего, кроме того, что Бог отнял у нас избранный сосуд. Описание его добродетели - для меня дело только желательное, но не исполнимое в настоящее время, кроме прочего, потому, что и письмоносец спешит, и сам я изнурен болезнью. Я хочу сказать тебе, чадо, что печаль сильно поразила мое сердце и я пролил горькие слезы, хотя и не присутствовал при кончине Калогира. Но вскоре я опять пришел в благодушное настроение, глубоко возблагодарив благого моего Бога, ибо ради Него я был разлучен и с блаженно усопшим, и с вами. Как известно всем, подвизавшийся добрым подвигом и закончивший подвигом гонения за Христа достиг блаженства, как богосплетенного венца, не говоря уже о многом другом, и преселился, соединившись с нашим блаженным отцом Платоном и приснопамятными братиями, удостоившись, скажу с дерзновением, ангельского состояния и упокоения.

А нам, чадо, теперь предстоит бороться, не отставая от добрых отцов; поэтому будем стоять твердо, управляемые их молитвами, и благий Бог приведет нас к их пристанищу. Я видел доброго Гаиана и успокоился, расспросив и выслушав от него, о чем хотел узнать. Я опечалился, узнав, что ты от огорчения по поводу смерти Калогира опять тосковал. Будь очень внимателен в уходе за собою. О прочем ты дал хорошие сведения.

Послание 126(314). Ему же

С Божиею, конечно, помощью ты, чадо мое, обо всем предупреждаешь. Одновременно с твоей запиской явился царский чиновник, сообщив мне, о чем был спрошен, и не только об этом, но и о том, какие приказания получил от царя. Они состоят в следующем: "Если окажется, что он [1] кого-либо учил или заявляет о своем намерении учить, - подвергни его ста ударам бичом из жил". Человек сказал мне об этом со стыдом, даже прося прощения за одно лишь упоминание. Я же отвечал ему, что здесь, на месте ссылки, мне, кроме птиц, разговаривать не с кем, и вообще повторил все то же, что уже раньше заявил чрез сопровождавшего меня в изгнание и чрез господина Льва. Тот отказался передать эти слова, а я ему ответил, что остаюсь при своем заявлении и готов лечь под удары. Он сказал: "Как знаешь". С этим я его и отпустил.