Духовник. Ты ставишь вопрос так: может ли человек покаяться перед Богом сам? Может. Может ли Бог простить грешника? Может. Но может ли это раскаяние и это прощение заменить таинство? Не может. Почему? Во-первых, потому, что Церковь прощает грехи не только в меру принесённого покаяния, а в значительной степени в долг. Исаак Сирин говорит, что человек, сподобившийся видеть свои грехи, блаженнее сподобившегося видеть Ангела. Так трудно вполне, по-настоящему увидеть свой грех. Церковь властию, которая дана её иерархии, как бы восполняя немощность покаяния, снимает тяжесть греха полностью. Прощает Господь Иисус Христос "благодатию и щедротами своего человеколюбия", а священник свидетельствует об этом и поданной ему властью от лица Церкви Христовой не только прощает, но и разрешает, то есть освобождает от этого греха человеческую душу.

Во-вторых. Недостаточно, чтобы грех был прощён и душа освобождена от него. Человек должен ещё воссоединиться с Церковью. То разъединение, которое произошло в момент греха, должно быть уничтожено, и полное единство с Церковью, необходимое для таинства причащения, восстановлено действием особой благодати прощения. Вот это право разрешить или связать грех и даровано иерархии. То очищение от греха, которое необходимо для восстановления единства с Церковью, может дать только сама Церковь.

Неизвестный. Опять ты принуждаешь меня признаться, что мои сомнения явились результатом не вполне точного знания церковного учения.

Духовник. Я очень рад, что ты сознаёшь это. Но ты пока ничего не сказал о таинстве Евхаристии. А признаться, я ждал, что ты с этого начнёшь. Здесь сомнения всего более естественны.

Неизвестный. И ты не ошибся. Самые серьёзные сомнения мои действительно касаются этого таинства. И в этом смысле, может быть, я и должен был бы начать с них. Но я сделал наоборот. Я отложил их на конец. Мне казалось, что если все другие сомнения мои получат своё разрешение, тогда как бы ослабнут они и в отношении этого таинства. Отчасти так оно и случилось. Но всё же многое осталось. Ты будешь говорить со мной об этом теперь же или отложим до следующего раза?

Духовник. Нет, говори сейчас.

Неизвестный. Таинство Евхаристии -- это нечто совершенно иное, чем все остальные таинства. Там речь шла о передаче сверхъестественной силы в форме совершенно естественных внешних священнодействий. Не то в таинстве причащения. Здесь я должен верить не только в невидимое и сверхъестественное соединение со Христом через невидимую благодатную силу, но должен верить, что кажущаяся естественная внешняя форма -- как хлеб и вино -- на самом деле нечто совсем другое, уже не хлеб и вино, а каким-то чудом пресуществившиеся истинное Тело и истинная Кровь Христа. Я должен поверить в нечто ужасное и совершенно невероятное и при этом съесть кусок этого Тела и глотнуть Крови для "действительного соединения со Христом". Здесь во мне протестует решительно всё. Во-первых, ум. Каким образом хлеб и вино, нисколько не меняясь по своему внешнему виду, -- могут оказаться на самом деле уже не хлебом и вином, а Телом и Кровью? Во-вторых, протестует чувство. Чем-то чудовищным представляется мне это проглатывание Тела и Крови, если действительно такое пресуществление совершилось. И наконец, протестует здравый смысл, который опять-таки спрашивает: да зачем всё это нужно? Неужели "единение со Христом" требует такой вещественной и странной внешней формы, этого проглатывания кусочка Христа? Неужели эта дикая и почти безобразная нелепость, явно попавшая в христианство по невежеству и под влиянием языческих культов, -- тоже "святая истина", в защиту которой можно сказать что-либо разумное?

Духовник. Да. Святая Истина. Больше того, без таинства Евхаристии -- нет христианства, нет Церкви, нет спасения. Ты говоришь -- чудо. Да, чудо. Но чудо, которое постоянно совершается в Церкви и даровано ей навсегда. И если бы мы имели всё остальное, что даёт нам Церковь, но не имели бы таинства причащения -- мы были бы подобны богачу, которому дано войти в роскошный дворец и пользоваться всеми сокровищами в нём, но у которого отнята жизнь. Ты спрашиваешь, что можно сказать разумное в оправдание нашей веры? Не невежественные люди и не языческие жрецы, а Сам Господь сказал Своим ученикам: "...истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни". "Ибо плоть моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий мою плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём" (Ин. 6, 53, 55-56). А на тайной вечери, "когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Моё. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов" (Мф. 26, 26-28).

Неизвестный. Я знаю эти слова, но их невозможно понимать буквально. Иначе получается абсурд.

Духовник. В таинстве Евхаристии всё непостижимо для разума. Всё кажется ему абсурдом. Страшный соблазн для ума и испытание для веры. Но тем более нельзя всё извращать, приноравливаясь к пониманию "здравого смысла". Вот ты говоришь, что частица причастия -- это "кусочек Христа". Ты говоришь так потому, что к непостижимому для разума таинству Евхаристии применяешь исчисление раздробленных частиц вещественного хлеба по законам "здравого смысла". На самом же деле в каждом Агнце в различных храмах совершённой Литургии и в каждой частице этих раздробленных Агнцев, по учению Церкви, содержится весь Христос, а не какая-либо Его часть. Мы уже знаем с тобой, как ум привержен к делению и как он упирается принять истину единства. Но эта истина, сущность которой лежит в особом значении числа в невещественном мире, всё же остаётся непреложной истиной и тогда, когда мы говорим о единстве Троичного Бога, и о единстве Богочеловека, и о единстве Церкви, состоящей из многих членов, и о единстве Христа в таинстве Евхаристии.

Неизвестный. Но ты не отвечаешь на главное.

Духовник. Знаю. Главное твоё смущение лежит в другом. К этому я и перехожу. Как могут хлеб и вино, не меняя своего внешнего вида, стать Телом и Кровию Христа? Да, непостижимо. Да, чудо. Но не заграждай путь для твоей веры кощунственными представлениями в угоду всё тому же "здравому смыслу". Говоря о Божественном Теле и о Божественной Крови Христа, не держи перед собой образ тела и крови, который ты знаешь в физическом мире. Что знаем мы о сущности вещества, кроме своих о нём представлений? Что познаём мы во внешнем мире, кроме собственных от него восприятий? А не зная сущности вещества, как мы можем с дерзостью отвергать учение Церкви о пресуществлении этой непостижимой сущности вещества хлеба и вещества вина в Божественное и непостижимое для нас Тело и Кровь Христову? Почему тебя смущает, что это таинственное изменение не влечёт для тебя изменения и внешних твоих восприятий, и ты по-прежнему продолжаешь видеть хлеб и вино, -- когда ты не знаешь сущности того и другого и не знаешь, что именно произошло в этом отношении в момент пресуществления? Ведь внешний вид одного и того же вещества с одной и той же сущностью может быть разным даже в физическом мире -- так, вода по существу остаётся водой и когда она течет, и когда она имеет вид льда, и когда превращается в пар. Значит, внешняя форма не безусловно связана с сущностью вещества. Почему же твой разум не может допустить обратное: сохранение внешней одинаковой формы при изменении сущности, как это происходит в таинстве Евхаристии? Но, по-видимому, самое решающее для тебя "ненужность" таинства. Оно для тебя -- не только "дикая и безобразная нелепость", но главное -- нелепость излишняя, никакою ценою не оправдываемая, и потому ты спрашиваешь: "Неужели единство со Христом требует такой вещественной и страшной внешней формы?"

Для нас же, верующих людей, как раз наоборот. Все теоретические сомнения исчезают не столько от доводов разума, сколько от полноты чувствования. И мы не столько признаём, сколько чувствуем то значение, которое имеет это таинство для нашей внутренней жизни. Слова Христа: "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём" -- для каждого верующего человека подтверждаются его личным опытом. Почему же это так? Что такое таинство Евхаристии по своему внутреннему значению?

Тело и Кровь Христа Спасителя, которые мы вкушаем в таинстве, есть Тело, за нас ломимое, и Кровь, за нас изливаемая, то есть Голгофская искупительная жертва. В Божественной Литургии дана нам Голгофа в таинстве. В основе Голгофы, как видели мы с тобой при рассмотрении догмата Искупления, лежит Божественная любовь. И величайшая милость Божия к нам заключается в том, что в сем страшном таинстве дана нам возможность не в чаяниях наших, а в непостижимой реальности, в условиях нашего вещественного бытия, -- сделаться причастниками этой Голгофской жертвы и Божественной любви. Для нас, верующих, в таинстве Евхаристии мы соединяемся существенно со Христом, то есть соединяемся всем существом нашим, а не только умом или душою. Евхаристия -- это основа того реального единства, которое чаем во всеобщем воскресении, ибо в пресуществлении даров и в нашем причащении -- залог нашего спасения и воскресения не только духовного, но и телесного. Таинство Евхаристии -- истинный источник жизни, потому что в момент причащения по несказанной любви Божией к нам, недостойным, Христос пребывает в нас, а мы в Нём. Это огнь, попаляющий все наши согрешения и дающий нам благодатную возможность жить во Христе. Вот что такое таинство Евхаристии, и вот о чём говоришь ты как о "ненужной, дикой и безобразной нелепости".