Продолжаем общаться с ребенком. Так?
Ты обещал, и тебе будет неудобно.
Ну да, он ведь ждет!
Вообще-то, ты прав, так оставлять дело не хорошо. Мне нравится, что ты об этом беспокоишься. Давай подумаем, как быть.
В последних двух фразах мать сделала несколько замечательных вещей: она показала, что слышит и понимает беспокойство сына, принимает его, одобряет желание сдержать слово, приглашает подумать на равных. Дальше обсуждались разные варианты: позвонить Пете, зайти к нему вместе и объяснить, может быть, даже поиграть немножко, договориться поиграть завтра. В целом разговор принял дружеский тон, и противостояние отпало. Почему? Потому что мальчик получил понимание и одобрение его важного личностного переживания. Стоит помнить:
Понимание личных переживаний ребенка одно из самых главных условий хорошего контакта с ним. К такому пониманию ведет практика активного слушания.
Хочу закончить эту главу разбором более сложного эпизода беседы Мильтона Эриксона с его собственным сыном, попавшим в беду. Этот рассказ ценен тем, что сопровождается комментариями самого психотерапевта.
Трехлетний Роберт упал с лестницы, рассек губы и вогнал передний зуб обратно в десну. Он истекал кровью и громко кричал от боли и страха. Мы с женой поспешили ему на помощь. Едва увидев, как он лежит на земле, рыдая, с полным крови ртом, можно было понять, что ситуация требует принятия срочных и правильных мер.
Никто из нас не попытался поднять его. Вместо этого, как только он сделал паузу, чтобы набрать в легкие воздуха для нового крика, я быстро сказал ему просто, твердо и с сочувствием: "Ужасно болит, Роберт. Тебе страшно больно". И сразу же, без малейших колебаний, мой сын понял, что я знаю, о чем говорю. Теперь он мог слушать меня и доверять мне, поскольку я продемонстрировал, что полностью понимаю его ситуацию.
Затем я сказал Роберту: "И это будет еще болеть". Сделав это простое утверждение, я выразил в словах его страх и озвучил то, как он понимал свою ситуацию. Ведь в этот момент он знал, что впереди его ждут только страдания и боль.
Следующий шаг для него и для меня был очень важным. В тот момент, когда он сделал очередной вдох, я сказал: "И ты очень хочешь, чтобы перестало болеть". И снова мы находились в полном согласии, я оправдывал и даже поощрял его желание. Это было его желание, его настоятельная потребность.
Определив всю ситуацию таким образом, я мог теперь сказать то, чему можно было поверить. Это было такое внушение: "Может быть, скоро перестанет болеть, через минутку или две". Это предложение полностью согласовывалось с его собственными желаниями и потребностями и, поскольку оно предварялось словами "может быть", оно не противоречило его собственному пониманию ситуации. Таким образом, он мог принять эту идею и начать реагировать на нее.
Заметим, что Эриксон произнес всего пять фраз, и каждая из них была ювелирно точной! Первые две фразы озвучили чувства ребенка. Причем, слова "страшно больно" точно соответствовали переживанию мальчиком сильной боли. Третья фраза "И это будет еще болеть" показала мальчику, что отец точно знает о его боли и страхе и продолжает разделять его чувства что замечает и сам Эриксон.
Четвертая же фраза "И ты очень хочешь, чтобы перестало болеть" имеет совершенно иной характер. Она замечательна тем, что озвучивает для ребенка не столько боль сейчас, сколько его горячее желание-надежду на ее прекращение. Эта фраза содержит то, что можно назвать "сдвигом в позитив".
Как элемент сочувствующей беседы подобные фразы тоже входят в арсенал техник мастера.