С 9-ХI-51 я считаю себя полноправным, свободным гражданином Сов[етского] Союза и со всею решительностью протестую против продолжающегося насилия и глумления и надо мной и над сов[етскими] законами. Во всяком случае с указанного числа мне должно быть предоставлено право свободно распоряжаться собой, а меня в принудитель

- 365 -

ном порядке изолируют, как поступают с свободными гражданами только в случае их сумасшествия.

Здесь, в инвалидном доме, конечно, больше свободы, чем в лагере.

Но и здесь территория дома обнесена таким же, как в лагере, высоким забором, из-за которого мы не видим настоящих вольных людей. За зону чрез вахту мы можем выходить только с особого на каждый раз разрешения коменданта по предварительной накануне, а иногда и за два дня записи с точным указанием, куда и зачем выходим. Даже заключенные бесконвойные в отношении выхода из лагеря пользуются большей свободой, чем я.

Теперь я не в лагере, и, казалось бы, окончилась выдача посылок с просмотром их содержимого лагнадзором. Однако и здесь был случай, когда комендант потребовал вскрыть посылки в его присутствии и показать ему все содержимое. Правда, это был один случай, но где гарантии того, что подобное не повторится?

В лагерях при различных опросах спрашивали только о последней судимости. Здесь требуют от меня сведения о всех прежних за всю жизнь. Когда я совершенно спокойно и корректно указал, что с окончанием срока заключения должны бы прекратиться подобные допросы, а если коменданту нужны таковые сведения, он может взять их из моего дела, — мне было сказано, что я груб и резок, и весьма прозрачно, предостерегающе, если не сказать, угрожающе, дано было понять, что моя дальнейшая судьба в значительной мере зависит от коменданта.

Сейчас мы не ограничены в переписке. Но в первые же дни по прибытии сюда было сказано, что нам не следует писать письма на других языках, кроме русского, что мы не можем писать нашим друзьям, оставшимся в лагере, и что на конвертах обязательно должен быть обратный адрес, как это требовалось в лагере. Были случаи, когда письма, сданные нами для отправки на почту, возвращались нам только потому, что в обратном адресе стояли только инициалы, а не было полного имени и отчества отправителя. Все это заставляет думать, что закон об охране тайны переписки в отношении нас нарушается.

По буквальному смыслу § 19 правил распорядка для домов инвалидов на свидание инвалидов с родными и знакомыми и даже незнакомыми никакого и ничьего разрешения не требуется. Вольные люди вольны встречаться, с кем пожелают. Только когда встреча предполагается на территории инвалидного дома, где в других случаях пребывание посторонних не допускается, только тогда требуется разрешение, но не на самое свидание, а на свидание в особом помещении по указанию директора дома или медицинского работника дома. Однако когда ко мне приехала старушка, бывшая членом нашей семьи, когда

- 366 -

жива была моя мать, и теперь все время заботившаяся и продолжающая заботиться обо мне, комендант сначала совсем отказал мне в разрешении свидания с ней на том основании, что свидания находящимся в инвалидном доме разрешаются якобы только с ближайшими прямыми родственниками, которых он тут же перечислил. Позднее после целого допроса, учиненного мне: «Кто приехавшая, в каком родстве со мной, почему приехала, зачем приехала?» — было разрешено лишь кратковременное свидание, и бедная 70-летняя старушка после многих слез и огорчений и неприятных объяснений с комендантом в течении 5-дневного здесь пребывания получила всего два 2-х часовых свидания.

Теперь, больше чем чрез месяц после приезда ко мне моей знакомой, выдвигается версия, якобы приезжавшая среди местного населения делала сборы для меня. Но ведь в разрешении свидания было отказано утром в первый день по приезде, когда приехавшая с раннего утра спешила ко мне и не могла и не имела времени заняться тем делом, которое ей ставится в вину. И при моих неоднократных разговорах с комендантом во время пребывания здесь моей знакомой в его речах не было и намека на что-либо подобное, что потом поставлено в вину приехавшей. Тогда у коменданта был один мотив: она не родственница, а только знакомая. Очевидно, новый мотив ограничения свидания создан post factum для оправдания комендантского незнакомства с текстом утвержденных высшей властью правил.