Но умеем ли?

Оптимисты скажут: не делайте крайне скептических выводов. Но разного рода тревожные симптомы тоже нельзя оставлять без внимания: беспечность может споспешествовать развитию серьезной болезни там, где вначале есть лишь безобидные внешние признаки.

Вот популярный ныне "молодежный язык", сленг, в основе которого явно чувствуется блатной жаргон. Вообще существование всевозможной профессиональной лексики (а жаргоны, или арго, это прежде всего лексический слой, связанный с различными профессиями) вполне закономерно и необходимо: нужно же как-то обозначить понятия, не существующие за рамками той или иной профессии. Порой представители некоторых профессий (например, медики) специально употребляют термины, малопонятные либо вообще недоступные окружающим. Воровской жаргон выделяется среди прочих лишь тем, что связан с "профессией" особого свойства. Кроме того, блатные слова имеют целью противопоставить своего рода замкнутую касту всему обществу. И это, заметим, достигается не только существованием специальных лексических вывертов, не свойственных языку, но и непременно уничижительным оттенком при обозначении жизненных понятий и ценностей. Вот что, к сожалению, в значительной мере перенял у блатного языка молодежный сленг.

Молодежь вознамерилась как бы выделить себя из окружающего мира, отчасти и кичась этим, ошибочно принимая некоторую непонятность своей речи за собственную внутреннюю непонятость вообще.

Чем же оборачивается в реальности усугубление проблемы молодежного языка в наше время? Разобщенности, разрыву внутренних связей между отцами и детьми вот чему прежде всего способствует языковая отчужденность поколений. Разумеется, то не единственная причина, но именно язык заставляет людей острее ощущать начинающееся взаимное отчуждение. Найти общий язык становится порой очень трудно и в прямом смысле.

Кому это нужно? Тому, кто хорошо знает правило: разделяй и властвуй.

Развитие молодежного сленга способствует и катастрофическому обеднению языка уже по самому количеству употребляемых слов. Тут уж не до лексического богатства, многим приходится пробавляться весьма скудными запасами. А это влечет за собой и примитивизацию мышления. Попросту: выпрямление извилин.

Кроме того, в самом звучании молодежных арготизмов явно слышится намеренная вульгарность. Стилистическая приниженность лексики характерная особенность молодежной речи. А это также неизбежно влияет на уровень сознания. Необходимо ясно понять: слово небезразлично сознанию, оно активно влияет и на подсознание. Тот молодой человек, который способен назвать понравившуюся ему девушку "чувихой", "мочалкой", "герлой" и т. п. совершает, по сути, насилие над собственным мышлением и над собственными эмоциями, грубо принижая себя до уровня вульгарных понятий. Он себя "опускает" скажем его же "языком".

Именно в языке происходит поначалу девальвация человеческих ценностей, а затем это внедряется в сферу практических взаимоотношений между людьми. В жаргонах, сленгах происходит искажение значения общеупотребительных слов, их смысл размывается или подменяется каким-то иным, по уровню своему всегда более низким, нежели изначальный. И люди начинают вести себя в соответствии с этим новым уровнем понятий.

Порой в связи с этим наблюдается парадоксальное явление: люди говорят одни и те же слова, но изъясняются, по сути, на разных языках. Однажды одному популярному деятелю искусства на встрече с поклонниками был задан вопрос: как уважаемый деятель относится к свободной любви? Он ответил, что любовь должна быть только свободной. Как будто все верно: ведь любовь и несвобода несовместны. Однако на языке нынешних молодых людей (и не только молодых) а следовательно, и в их умах слово любовь означает всего лишь сексуальный акт, словосочетание же "свободная любовь" соответствует понятию неупорядоченной и бездумной половой жизни, свободной от каких бы то ни было моральных норм. Хотел того упомянутый деятель или нет но его поддержка свободной любви была воспринята большинством совершенно однозначно: как поощрение сексуальной вседозволенности. Язык не прощает вольного обращения.

Наш язык постоянно вульгаризируется. Особенно это опасно в связи с тотальным внедрением в нашу речь грубой брани, "ненормативной лексики", как любят теперь корректно выражаться, то есть обычной матерщины. Она основана прежде всего (хотя и не исключительно) на гнусно-оскорбительном употреблении слова мать. Одно из самых высоких понятий для человека принижается до уровня цинично-вульгарного. Но ведь со словом, с понятием этим связано у нас не только представление о родной, родимой матери, оно образует также возвышенные образы-символы родины-матери и матери-Церкви. Не явно, но несомненно матерная брань кощунственно задевает и образ Богородицы, Божией Матери.

Дурной тон, не видя в том ничего зазорного, задают ныне деятели нашего искусства, литераторы, актеры. Для многих матерщина стала чуть ли не разговорной нормой. Сознают они то или нет, но их цель в таком скверно-словном делании определенно высвечивается из их же подсознания. К ним в полноте относятся слова Чехова:

"Сколько остроумия, злости и душевной нечистоты потрачено, чтобы придумать эти гадкие слова и фразы, имеющие целью оскорбить и осквернить человека во всем, что ему свято, дорого и любо".

Кто имеет таковую цель? Имеющие нечистоту в душе. И те, кому эта нечистота заслоняет чистоту и святость даже на понятийном уровне. Те, кому становится недоступной жизнь неоскверненная так что они начинают мстить этому недосягаемому для них идеалу, пытаясь его опорочить. Ущербность всегда агрессивна, и эта агрессивность проявляется прежде всего на уровне языка. В языке выявляется и "приблатнённость" многих наших деятелей (анти)культуры, и они сами открыто объявляют о том миру своей сквернословностью.