никем не обладает; Он любовью Себя отдает, Он

приобщается нам, но Его любовь есть свобода. Эта

свобода рождается опять-таки от встречи, потому

что Господь нас принимает, как мы есть, потому что

Он верит в нас безусловно, потому что Он готов

приобщиться нам до конца и потому что приобщение

это взаимно.

Но здесь есть момент веры.

В разных местах службы венчания говорится о том,

что мы просим у Бога для венчающихся крепкой

веры. Веры во что? Разумеется, веры в Бога – но

не только: веры друг во друга, потому что

первичное видение, которое случилось, когда два

человека друга на друга посмотрели, друг друга

увидели, может потускнеть. Идет время; многое

проходит мимо: другие встречи, другие люди,

другие обстоятельства – все это может заставить

потускнеть то ясное и яркое видение, которое было

изначально.

И вот тут человек должен

сказать: нет, то, что когда-то я увидел, более

истинно, более несомненно, чем тот факт, что

сейчас я этого не вижу... И это очень важно. Потому

что единственность этой брачной встречи, этой

встречи любви абсолютна, и ее надо защищать

от слепоты, от опьянения, которое нас охватывает,

от неспособности воспринимать снова и вновь

человека с изначальной, первичной яркостью этого

видения. Часто бывает, что мы на человека

посмотрели и прозрели вечное сияние в нем; а

потом вглядываемся больше, больше, и больше и

видим все более, и более, и более поверхностные

его слои; и, начав с видения внутреннего

таинственного человека, мы кончаем видением его

физического “я”, умственных способностей,

сердечных или других дарований, и нам это

закрывает то, что в глубине есть, было и всегда

будет.

У Мефодия Патарского есть

место, где он говорит (вообще святые отцы наши

были монахами, а чуткости сколько в них было!):

когда человек любит другого, он на него смотрит и