Там же. ^

Там же. С. 86. ^

Преграды и помощь на пути к себе

И здесь человек встречается с первыми искушениями: "в эти пять или десять минут, которые вы можете выделить, — продолжает свою мысль Сурожский митрополит, — а я уверен, что на протяжении дня это может каждый, — вы обнаружите, что нет для вас ничего более скучного, чем остаться наедине с самим собой"[1]. В самом деле, если мы обычно живем как бы отраженной жизнью, если и самая жизнь, которая в нас, — вовсе не наша, а жизнь других людей, то собственный наш мир убог и неинтересен даже для нас самих.И как только человек пытается углубиться в себя, ему становится скучно. Возникает желание "отвлечься", чтобы внимание было чем-то захвачено, разумеется, — какими-то внешними впечатлениями, — чтобы было интересно. Секунда — и включен телевизор, музыка или открыт развлекательный роман! Как преодолевать это первое препятствие на пути обратно в себя?Митрополит Антоний не боится ответов честных, может быть, исключающих надежду на быстрый успех. "Вы рискуете, конечно, в таком случае, что вам будет скучно наедине с самим собой; ну что ж, пусть будет скучно", — так уверенно можно говорить, если точно знаешь, что за скукой откроется то, что вознаградит упорство! И особенно убедителен он, когда поиск подлинного "я" в глубинах собственной души сравнивает с постепенным раскрытием закрашенной фрески.Даже если первая встреча с собой разочаровала, "это не означает, что ничего не остается в нас, — обнадеживает он, — потому что в глубине нашего существа мы созданы по образу Божию, и это совлечение всего ненужного очень похоже на расчистку прекрасной древней стенной живописи или картины великого мастера, которую в течение веков, поверх подлинной красоты, созданной мастером, закрашивали лишенные вкуса люди. Сначала чем больше расчищаем, тем больше появляется пустоты, и нам кажется, что мы только напортили там, где было хоть несколько красоты; пусть немного, но хоть сколько-то. А затем мы начинаем открывать подлинную красоту, которую великий мастер вложил в свое произведение; мы видим убожество, затем промежуточную путаницу, но в то же время можем предугадать и подлинную красоту"[2].Пустота, которую встретил в себе человек, его пугает. Если он со всей глубиной сможет осознать, что эти нищета и убожество — единственное, чем он реально владеет, а всё внешнее — не его, ему не принадлежит, то он станет искать, что же подлинно наполнит его жизнью, а не призраками жизни. "И тогда мы обнаруживаем, — продолжает владыка Антоний, — что мы такое: убогое существо, которое нуждается в Боге, но нуждается в Нем не для того, чтобы заполнить пустоту, а для того, чтобы встретиться с Ним"[3].Случайно ли у митрополита Антония подчеркнуто различение между "заполнением" душевной пустоты и встречей с Богом? "Заполнить" пустоту — значит искать радость только для себя, а "встреча" — радость взаимного общения. "Заполнить" бесконечность человеческой глубины невозможно никакими внешними развлечениями и удовольствиями, хотя люди очень спешат "забить" ими хранилища своей души. Но все это оказывается мертвым ненужным грузом. Только встреча с Богом никогда не обесценится в своей трепетности и живой радости, потому что Он — сама Красота и сама Любовь.Трудно учиться жить собственной, а не чужой жизнью, приходится заставлять себя даже несколько минут побыть наедине с собой. Но на пути обратно к себе человек встречает не только преграды и трудности, он встречает также и то, что неожиданно помогает ему. "Горе и радость, эти два великих дара Божиих, часто бывают моментом встречи с самим собой, когда мы оставляем все свои обезьяньи уловки и становимся неуязвимыми, недосягаемыми для всей лжи жизни"[4].Цель не лгать самому себе, найти в себе подлинное "я", таким образом, может достигаться разными средствами. Авва Дорофей поучал учеников тотчас обращать лукавые помышления в добрые, как только они посеваются в нас по причине порочности нашей. Лукавыми помышлениями он называл "свои догадки, которым, если верить, то им и конца не будет, и они никогда не попустят душе быть мирною". Понятно, что речь идет не только о подозрительности, опустошающей душу, но о всякой маске, карикатурно шаржирующей какую-либо социальную функцию, которой человек заслоняет свое подлинное "я". Чтобы выполнить наставление святого старца и обращать лукавые помышления в добрые, надо со здоровым критицизмом относиться к себе: ко всем догадкам и умозаключениям, а также ко всему своему поведению во взаимоотношении с людьми. Если в душе обнаружились дурные или подозрительные мысли о ком-либо, глупо тут же спешно менять их на противоположные: "нет, он хороший!". — Это будет такая же выдумка и необоснованная фантазия. Единственно, что в этой ситуации можно утверждать на все сто процентов: меня занимают подозрения, — а это плохо, от них надо избавляться!Из всего разнообразия лжи мыслью, то есть ошибочного принятия одной из своих "ролей" в жизни за подлинного себя, маска "подозрительного судьи" распознается легче других. Здесь уже сам факт присутствия в душе смутительных подозрений должен прямо сигнализировать нам, что с нами не все в порядке. Надо исповедать это греховное состояние, попросить у Господа прощения в нем и освобождения от него, а затем в дальнейшем старательно избегать подобного. Но и все другие маски будут распознаны и совлечены, если выполнять то, чему учат святые отцы, и обращаться за помощью к Богу.Там же. С. 85. ^

Там же. С. 85–86. ^

Там же. С. 86. ^

Там же. ^

"Ложь словом" по авве Дорофею и как к ней относится Дейл Карнеги

Если ложь мыслью в соответствии с 9-м поучением преподобного аввы Дорофея состоит в непреднамеренной подмене себя подлинного некоей "ролью", в которой человек хотел бы себя видеть, то ложь словом — это уже сознательное искажение действительности. Поэтому, следуя подходу преподобного Дорофея, можно было бы рассмотрение второго типа лжи озаглавить вопросом: кому ложь выгодна?Для объяснения, что такое ложь словом, авва Дорофей, естественно, обращается к жизненным реалиям, с которыми постоянно имели дело его ученики, то есть к особенностям быта его монастыря. "А словом лжет тот, — разъясняет он, — кто, например, от уныния поленившись встать на бдение, не говорит: "прости меня, что я поленился встать", но говорит: "у меня был жар, я до крайности утомился работою, не в силах был встать, был нездоров", и говорит десять лживых слов для того, чтобы не сделать одного поклона и не смириться … Опять, если он пожелает чего-нибудь, то не хочет сказать: "я этого желаю", но все извращает слова свои, говоря: "у меня такая-то болезнь, и это мне нужно; это мне приказано", и лжет до тех пор, пока не удовлетворит своему желанию".Авва Дорофей прямо называет три причины, побуждающие людей лгать, которые также являются основой всякого греха. Это, во-первых, сластолюбие, то есть стремление исполнить всякое свое желание; во-вторых, сребролюбие — стремление к приобретению материальных ценностей; и, в-третьих, славолюбие, которое в случае с иноками аввы Дорофея выражалось в нежелании смириться.

Мотивы лжи по авве Дорофею

сластолюбие

исполнение желания

сребролюбие

приобретение