Слава Богу за скорбь и за радость…

А маленькое исследование Валерии Саваниной "Из истории дворянской богадельни имени действительного тайного советника С.Д. Нечаева и Домового храма в честь святого первомученика архидиакона Стефана" выполнено на нешуточно хорошем уровне, равно как и статья Андрея Постернака "О служении диаконисс".Автор по имени Владислав пишет о чудесах в современной жизни, перечисляет достоверно известные ему случаи чудесного вмешательства Промысла Божия в дела людей, и замечает: "Молитвами наших новомучеников Россия еще не рассыпалась как государство". Хотелось бы, чтобы эта простая мысль внедрилась в общественное сознание.Интересно читать и рассказ об общинной библиотеке, где хранятся книги "от хирургии и урологии до литургики и отцов Церкви", куда студентки приходят и за учебниками, и почитать "о своем святом", и конспектировать отцов Церкви, и посмотреть, что пишет о послушании авва Дорофей и о любви — святитель Иоанн Златоуст.Два стихотворения, помещенные в конце номера, настолько серьезны и лиричны, что заставляют вспомнить о сильной и мощной струе мировой поэзии — о женской духовной лирике. Может быть, время принесет им более широкую известность.Завершает номер детская рубрика, называющаяся "Сестрички и братики", и это — очень славная рубрика; в ней напечатано начало "Шнауцеровой" Сказки "Как Буся нашел себя", написанной Валерией Саваниной и проиллюстрированной одиннадцатилетней Машей Гайдук. Эту сказку с удовольствием прочтет любой взрослый, — разве что кто-то пожалеет, что нет под рукой подходящего ребенка, которому можно было бы тут же прочесть ее еще раз, уже вслух.Общий эпиграф второго номера журнала — выдержки из творений аввы Дорофея о служении больным и о благоговении друг перед другом, что придает всему журналу неповторимый колорит неподдельной искренности, подлинно христианской серьезности по отношению к себе и к ближнему, ко всем событиям человеческой жизни. Это настроение, — светлая сосредоточенность, если можно так сказать, — снова и снова напоминает о себе в материалах номера.Событий, судя по "Летописи", было много. Призвали в армию одного из прихожан, — и община его не оставила, так что в день принятия присяги в воинской части был отслужен молебен, а потом солдаты помогали в ремонте отданного приходу больничного корпуса. Богослужения Страстной седьмицы, Пасхальные службы, поздравления больных и в "своей" больнице, и в других, поздравления детей в интернатах. Шестилетняя Сашенька поступила в детский приют — первой воспитанницей. На Иверскую участвовали в освящении больничного храма Иверской иконы на Полянке, куда настоятелем поставили батюшку, служившего ранее в приходе. Венчания прихожан, экзамены и выпуск в воскресной школе. Еще одно освящение больничного храма, — и снова настоятель знакомый, служил в общине еще диаконом. Отпели одного из прихожан, отметили храмовый праздник. Директор училища уехал для обмена опытом в Лондон, во всемирно известный госпиталь святого Варфоломея. Встреча с отцом Димитрием Смирновым, американским психологом и православными голландками — беседа об общении с тяжелобольными и умирающими. В общину приехали и благотворители — православные американцы. Еще одна новая воспитанница, ее крестины. Спели "Вечную память" усопшему младенцу, братику одной из прихожанок. Поздравили Святейшего Патриарха с годовщиной интронизации.Много фотографий, детские рисунки в рассказе о воскресной школе — по большей части Ангелы.И совершенно удивительные сочинения о больных, — трудных, скандальных, умирающих и любимых такой чистой любовью, что даже если бы ничего не было в мире написано о сестрах милосердия, кроме этих незамысловатых повествований, то уже было бы ясно, какая это прекрасная деятельность, — и понятно, что в ней может полностью раскрыться и реализоваться христианский настрой души.Сестры отвечают на вопросы редакции. Эти их ответы хочется даже не цитировать, а привести целиком, тем не менее ограничимся одной цитатой, характерной для общего тона рассуждений:"Обычные медсестры стараются выполнить все свои обязанности быстро, чтобы оставить время на какие-то свои личные дела. Нам же нужно очень осторожно, незаметно, не вызывая раздражения, постараться сломать эту сложившуюся систему. Надо стремиться как можно больше времени уделять не процедурам, а самому человеку. Только ни в коем случае нельзя противопоставлять наших сестер сестрам больничным. Ведь все мы делаем одно дело. И если мы действительно хотим быть нужными в больнице, мы должны непременно стать профессионалами".Вот сестра по благословению батюшки молча молится у постели неверующего больного с мучительными болями — и боль уходит, он засыпает. Каждый случай душевного просветления у больных — радость для сестер, а если больной принимает Причастие — это великая радость. И к тому же — предельно ответственное отношение к необходимым процедурам, к получению профессиональных навыков. И все-таки — еще одна маленькая цитата:"Я думаю, что реанимировать больных нужно непременно, ведь тогда у них появляется шанс покаяться"."Memento mori" — краткий пересказ беседы о тех проблемах, которые ставит перед окружающими чье-то умирание и смерть. Наверное, было бы полезно, если бы расширенный вариант текста был издан отдельной брошюрой, как была издана небольшая книга митрополита Антония Сурожского "Жизнь. Болезнь. Смерть" — ведь десятилетия "атеистического" воспитания привели многих к паническому ужасу перед смертью и страданием, который извращенным образом сочетается с поразительной черствостью по отношению к умирающим.Дань святому покровителю общины — благоверному царевичу Димитрию — это перепечатка очень содержательной статьи о нем из "Нивы" 1906 г.; дань памяти исторического и духовного предшественника общины, священника храма Первой градской больницы Николая Михайловича Маркова — очерк "Усердный молитвенник за умерших", впервые опубликованный в начале века в журнале "Душеполезное чтение".Андрей Постернак рассказывает о служении милосердия западных христианок в средние века, начиная с образования общины бегинок в Льеже в конце XII в. и до деятельности священника Винсента де Поля (XVII в.), причисленного католической церковью к лику святых и считающегося основателем общин сестер милосердия.Елена Крылова с любовью вспоминает Джулию Тведл из Братства святого Григория, английскую протестантку, которая в 1992 г. приехала на полгода в Россию, чтобы помочь общине, и читала лекции, работала в больнице (в том числе и как санитарка) и тихо молилась в больничном храме.О.Н. Гурский был военным, работал в райкоме партии, по долгу службы "надзирал" за священниками — и писал простые стихи о молитве, о душевной чистоте, о противостоянии добра и зла в мире, о поисках Истины — и о Пасхе:

Очнись, очнись, заблудшая Россия, —

И поклонись воскресшему Христу!

(1982 г.)

"Последние годы жизни трудился в загородном храме". Поистине, Бог видит сердца — и только Он.Второй номер завершается окончанием сказки о шнауцере Бусе, и окончание ничуть не хуже начала.В третьем номере "Летопись" становится несколько пространнее, чисто хроникальные заметки перемежаются в ней с более подробными. И вновь — богослужения и молитвы, сопровождающие и общецерковные праздники, и знаменательные даты жизни общины ("Молебен, посвященный трехлетней годовщине со дня открытия Свято-Димитриевского училища сестер милосердия. Приезд Святейшего Патриарха Алексия II. Встреча Святейшего с сестрами и учащимися, его проповедь и благословение студенток"), и дни рождения и именины. И светлые слова о представших перед Богом сестрах.Вот еще два примера "расширенных" сообщений:"Собрание Свято-Димитриевской общины сестер милосердия. Обсуждение деятельности разных подразделений и попытка осознания этой деятельности как церковного служения"."Рассказ директора училища сестер милосердия о поездке в Англию, о посещении госпиталя святого Варфоломея и медицинского колледжа, об англичанах, о красоте Лондона и его предместий".Снова служится молебен в воинской части; солдатам дарят крестики и иконки, Казанскую икону Божией Матери. Подробно расписаны по дням паломничество в Дивеево и паломничество к святыням Крыма. Отец Аркадий ездил на богословcкую конференцию на о. Халки (Турция) и в паломничество на Афон; по приезде благословлял образками с Афона, рассказал о нем и показал видеофильм.Начались святоотеческие чтения для клириков, сестер и прихожан. Летом дети выезжали в лагеря, но об этом — отдельно. Осенью учащиеся воскресной школы побывали в Коломенском и в Донском монастыре. Конференции, беседы со священнослужителями, молебны и панихиды (удачное новшество: называются темы проповедей) — и:"Конкурс студентов II курса училища сестер милосердия по десмургии. Оценивалась правильность и аккуратность наложения повязок и бережность обращения с пациентом".Несколько раз крестили сирот из Дома ребенка. Общину и детский приют посетил Блаженнейший Феодосий, архиепископ Вашингтонский, митрополит Всея Америки и Канады, почетный сопредседатель Попечительского совета училища.Ведутся большие и сложные работы по восстановлению храма в селе Федоровское (отец Аркадий поставлен там и. о. настоятеля); основные работы идут к концу, храм освящен — и мгновенно, безболезненно погибает в автокатастрофе раба Божия Ольга, много для этого потрудившаяся. Крестят детей прихожан — и в тот же день отходит ко Господу первая из сестер.Община участвует в панихиде на месте массового захоронения новомучеников и исповедников в Бутове.Раздел, с простодушным юмором названный "Зимние заметки о летних впечатлениях", содержательно не имеет ничего общего с сарказмами первооткрывателя этого заглавия; это яркие, жизнерадостные и тем не менее достаточно глубокие рассказы о летних лагерях. Это — жизнь, которая не делится на "формальную" и "неформальную" части, на "личное" и "общественно-полезное" времяпрепровождение. Для детей и взрослых одинаково органично и радостно собирать ягоды и читать Писание, купаться и посещать храмы, петь песни и участвовать в богослужении. Кажется, что им при этом вовсе не приходится, как говорится, настраиваться; настрой один — радостная полнота жизни во Христе. И как следствие — простая констатация:"Здесь есть все, чтобы спастись! И храм Божий, и отец Аркадий с нами, и сестры, и братья, и их дети, ну, а остальное — приложится"[1]."Этот мир, воплощенная любовь к нему и друг к другу застигли нас, как удар молнии застигает одинокое дерево. Так что даже в поезде, людном и жестком, ближе к 10 вечера мы, неизвестно почему, начали бродить из купе в купе и вопросительно заглядывать друг другу в глаза: "А как же сегодня?" Не хватало чего-то очень важного. И вот, уложив маленьких, мы стянулись в базилику нерабочего тамбура, набились в нее плотно, убрали с одного из окон пепельницу и поставили иконку… Нам было необходимо ощутить в этой молитве наш милый мир".Согласитесь, что стилистически едины с этими строками и следующие:"Ночной сторож в 2.30 ночи задержал на территории лагеря вора на пути к месту преступления. После кратковременной схватки грабитель оказался на лопатках. Когда сторож отошел, задержанный повернулся на пузо, высунул из колючек нос и лапы и был таков.Пока я писал про ежика, прилетели бабочки. Они как маленькие серые тряпочки для мытья посуды, но если одна на время угомонится, видно, что она красивее всего дневного: так подобраны цвета и рисунок".Насельники одного из лагерей совершили паломничество в Углич, где отец Аркадий служил молебен в храме на Крови, — на месте убиения святого покровителя прихода. Об этом — фоторепортаж.У настоятеля общины и директора училища дни рождения совпадают и празднуются вместе. Этому событию посвящено стихотворение (судя по ритмике — песня), в которой община называется "кораблем, плывущим из времени в вечность".Тем временем в приюте уже 12 девочек. Рассказ о приюте — тончайшие наблюдения над тем, как оттаивают детские души, какая яркая душевная жизнь в них обнаруживается — подчас смятенная и деформированная:"Она плаксивый, истеричный ребенок с большими испуганными глазами. Однажды к ней в приют пришла мама и позвала: "Рыбонька моя, подойди ко мне". Но девочка не узнала ее, убежала и спряталась. Но зато когда она рисует какой-нибудь цветок или домик с лесенкой, то просит, чтобы ей подписали: "Любимой, самой любимой, прелюбимой мамочке"". Этот эпизод наводит на мысль о том, что вложенный в детские души запас любви остается невостребованным отнюдь не только у брошенных детей; ведь в современной педагогике ощущается безрадостная тенденция, согласно которой основная цель воспитания — сделать так, чтобы дети не мешали родителям жить своей, обособленной жизнью.Весь тон рассказов свидетельствует о том, что те, кто трудится в приюте, совсем не ощущают себя начальниками детей, — они им служат. Каждое утро, пока дети спят, все они собираются в домовой церкви приюта и молятся о детях и о себе:"Даждь им поприще жизни сей достойно прейти, посли им Ангелов Твоих хранителей, посли им наставников добрых. Огради их от всякого зла и соблазнов века сего…""Даруй нам, Господи, любити отроковиц и младенцев сих, якоже Ты Сам возлюбил еси их. Даруй нам терпение, разум и сердце милующее…"В третьем номере завершается публикация статей об отце Николае Маркове и о служении сестер милосердия в Западной Европе.Директор воскресной школы И. Семенов пишет о вальдорфской педагогике. Автор отмечает извращенный онтологический характер антропософии: это — религия, все дела которой — земные, она пытается свергнуть Небо на землю и заставить его служить земным целям, здесь цель воспитания — научить детей не страдать, что в ряде случаев не может не означать — сделать их черствыми.В разделе "Сестрички и братики" — детские стихи и сказка на мотивы "Портрета Дориана Грея": фея-крестная дарит злой и капризной принцессе зеркало, в котором та может видеть все безобразие своей души после учинения очередной гадости. Принцесса в гневе разбивает зеркало — и уродливые изображения множатся, полностью сохранившись в каждом осколке… Наверное, это страшная сказка, но уж не страшнее очерствения девичьей души.В четвертом номере возобладала тенденция, наметившаяся в третьем; здесь уже нет отдельных статей — все материалы вкраплены в летопись и расположены не по темам, а по датам. Это скорее хорошо, потому что, с одной стороны, соответствует удивительной целостности общинной жизни, а с другой — полностью уподобляет журнал древним летописям, то есть вводит его в русло весьма почтенной литературной традиции.И опять — богослужения и духовные беседы, паломничества и общинные праздники (именины, крестины, венчания), поздравления больных, сирот и солдат… Приезжают зарубежные друзья, проводятся святоотеческие чтения и катехизаторские беседы, свои проблемы у воскресной школы и училища. Новый год первокурсники училища встречали вместе. Было богослужение, трапеза, беседы, видеофильм о преподобномученице великой княгине Елизавете Федоровне (ее память особо почитается в общине, что не требует комментариев), игры и поздняя ночная прогулка. А на следующий день — снова видеофильм, на этот раз — о себе, о паломничестве в Дивеево.Еще оказывается, что в училище есть такой предмет — духовные основы милосердия.В Рождественский сочельник поздравляли больных. В отделении травматологии избитые, израненные жертвы человеческой жестокости протягивали руки за скромными подарками и "невнятно" благодарили. Конечно, невнятно, — ведь слова благодарю, пожалуйста, простите, будьте добры просто-напросто стремительно исчезают из языка, как исчезло из бытового общения слово виноват.Рождественская елка в приюте — для большинства девочек первая в жизни. Дети, получив подарки, в свою очередь одарили гостей своими поделками. Рождественская елка для детей сотрудников Первой градской. Поздравление больных детей в Бакулевском институте, — часть из них неизлечима, многие живут, прикованные к кардиостимуляторам. Домашние елки — в городе и в Тарасовке, где директор воскресной школы катал детей на своей гигантской собаке. И снова — поздравление детей в больницах и детских домах.В Крещенский сочельник и на праздник Богоявления окропили святой водой храм, все отделения больницы, раздавали воду больным.Не прекращаются работы и хлопоты в Федоровском; приводится история храма — первое упоминание о нем относится к 1577 г. Подробно рассказывается об отпевании Ольги Комаровой, погибшей в автокатастрофе.Отец Владимир Воробьев, побывавший в Париже вместе с отцом Аркадием, рассказывает о парижской богословской школе, давшей миру архимандрита Киприана (Керна), владыку Кассиана (Безобразова), отца Георгия Флоровского, протопресвитеров Александра Шмемана и Иоанна Мейендорфа… О православных в Париже и о Нотр-Даме, о Сакре-Кер — гигантском храме Святого Сердца Иисусова на Монмартре — и о маленьком православном монастыре в Бюси.Общину посещает матушка Макария, представитель американской православной миссии в Корее. Американские сестры Мэри, Флоренс, Алин и Энн привезли 20 коробок лекарств и медикаментов, проводят практические занятия по реабилитации престарелых больных, читают лекции.В воскресной школе проводятся занятия и с "малоцерковными" родителями; безучастность родителей в воспитании детей — проблема проблем.Пасха — и снова поздравления множества тех, кто особенно нуждается в милости Божией и в человеческом участии.Прогулка по Москве с преданным ее истории отцом Василием. Рассказ одной из прихожанок о ее паломничестве в Святую землю. Репортаж о труженической жизни мастерской прихода.5 мая — панихида по вождям и воинам, на поле брани убиенным, и по всем почившим врачам, братьям и сестрам, в тяжкую годину в деле милосердия подвизавшимся. 6 мая группа прихожан отправляется в шестидневный поход на байдарках (дневник похода прилагается; ночью плыли с пением "Господь просвещение мое и Спаситель мой, — кого убоюся?").Учебные хлопоты — экзамены в училище и в воскресной школе, собеседования с поступающими. Выпуск училища.Официальные документы — отчет о деятельности общины сестер милосердия (не решусь сказать, насколько впечатляют эти две странички отчета) и список благотворителей, отчет о работе училища и приюта (столь же весомые).Из сочинений студенток:"Больше всего мне понравилось работать в женской неврологии, потому что там разрешали мыть бабушек".Вот такой журнал. Да не посетует читатель на пространное описание, — боюсь, самому ему познакомиться с источником было бы затруднительно.Что остается о нем сказать? Журнал, как представляется, предельно адекватен той жизни, о которой сообщает, и уже одно это — заслуга редакции. Открытость, искренность, способность передать читателю не только информацию о событиях, но всю их атмосферу. И вот язык…Приведенных небольших фрагментов должно хватить нашему читателю, чтобы составить свое представление о том русском языке, на котором пишут авторы и издатели журнала. Он удивительно по нашим временам точен; каждое слово употреблено в собственном своем смысле, а не в приблизительном или в обратном, и каждое стоит там, где ему и следует стоять. Собственно говоря, так и только так — бережно, ответственно и целомудренно — и надлежит обращаться со словами тем, кто исповедует Воплощенное Слово и поклоняется Ему в духе и истине.Надеюсь, что читатель, познакомившись с содержанием журнала "Сестры и братья", согласен с тем, что журнал этот — домашний. И вовсе не потому, что это плохая литература (это хорошая литература), а потому, что он издается семьей и для семьи. Главное, для чего он издается — это фиксация мгновений, сохранение их ради того, чтобы жизнь, обретшая исторический фон, обрела бы тем самым и перспективу, — а именно ради этого и создавалась домашняя литература, и тексты ее были продолжением семейного альбома рисунков, силуэтов, дагерротипов, фотографий…В данном случае фотографии, помещенные в номерах журнала, тоже вполне характерны для семейного альбома: безусловно любительские — но такие содержательные, такие выразительные, что их можно долго рассматривать и в ходе чтения, и отдельно.Типичный жанр семейной фотографии — группа людей на ступенях особняка. В третьем номере журнала тоже есть такая, на ней — священники, сестры, девочки. И в центре — Святейший Патриарх. Снимок, несмотря на статичность, "с настроением"; от него исходит уверенность в том, что людям, собравшимся перед объективом, хорошо и спокойно, что между ними царят уважение, любовь и доверие, что слова "отец", "брат", "сестра" произносятся здесь со всем пониманием того смысла, который в них кроется.Атмосферу этой семьи нетрудно уловить, но нелегко определить словами. В ней царят приветливость и сдержанность, взаимная любовь и отсутствие фамильярности. Совершенно нет того — по существу болезненного, ущербного — чувства собственной исключительности, противопоставленности всем и вся, которое характерно для семей (и — увы! — некоторых общин), когда притязания на аристократичность приводят к результату, прямо противоположному — к дешевому снобизму. А эта семья, всячески заботясь о своей крепости, совершенно свободно чувствует себя в общении с другими, иными словами — малая церковь вольно и спокойно вливается в Церковь и черпает из нее источник обетованной неодолимости.Если совсем кратко — перед нами благородство в самом прямом и точном смысле слова: что может быть более благим, чем родство тех, кто совместно родился от Духа (ср. Ин 3:5)!Мало кто из внешних знает, что чуть ли не еще строже, нежели религиозное воспитание, атеистическим государством возбранялась церковная благотворительность. Еще меньше — тех, кто знает, что в самые страшные для Церкви времена она никогда не прекращалась вовсе и что еще сравнительно недавно нынешний Патриарх (тогда — митрополит) Алексий пострадал за то, что напрямую предложил властям не препятствовать тому, чтобы православные христиане могли открыто исполнять свой долг.И вот — сподобил Господь. И столько радости получают сестры Свято-Димитриевской общины и прихожане храма от того, что могут, следуя духу Евангелия, традиции Церкви и собственной душе, исполнять заповеданную им обязанность помогать больным, слабым, одиноким, что становится жаль тех неутоленных, кто бесконечно добивается своих прав.Так вот, в этой общинной жизни есть все, что нужно для радости, для спасения души, для межчеловеческого общения. Здесь — дух кротости, здесь учатся строгой духовной дисциплине, смирению и послушанию, но нет уныния, недовольства, агрессивности. Здесь тепло принимают инославных, коль скоро те приходят с открытой душой и с желанием помочь, и пытливо рассматривают — чему можно у них научиться. Дух учения вообще очень силен в общине, не отсюда ли бережное отношение к слову и отсутствие опрометчивых суждений?Здесь рады княгине и не отвергают последнего бродягу.Здесь со спокойным достоинством общаются с неверующими, с представителями больничной и городской администрации. Здесь, не гонясь за большими деньгами, собирают средства для храмов, для приюта, для училища — и рады любому дару. Здесь тщательно ведут сложное хозяйство, стараясь все, что можно, сделать своими руками, — и дарят, дарят, дарят…Здесь любят Бога и ближнего. Здесь молитва — в радость, и радость эта не иссякает. А при этом — и общие трапезы в радость, и печение пирогов, и прогулки.Здесь заново формируется православная медицина. Здесь рождается надежда на то, что больница может не быть черным ужасом для тяжелобольных, для бедных и одиноких, как это нередко бывает.Здесь осуществляется мысль преподобномученицы великой княгини Елизаветы Федоровны, столь почитаемой в приходе, которая недаром назвала основанную ею обитель милосердия Марфо-Мариинской: здесь каждая Марфа помнит, что нужно избирать благую часть Марии, и каждая Мария старается разделять хлопоты со своей сестрой.Это не уход от мира, который постоянно вторгается в жизнь прихода (одни сиротки чего стоят, а избитые бомжи в травматологии!), это — свободный и осознанный выход в мир с тем, чтобы он получил хоть крупицу любви о Господе, чтобы хоть уловил веяние благодати, — с тем, чтобы утвердить в мире победу Христа; и та щедрость, с которой раздаются дары, свидетельствует о том, что черпаются они из неиссякаемого источника Божественной любви.Конечно, можно и нужно пожелать общине сил и средств. Но не оставляет мысль, что она обладает тем, что у нее не отымется.Оставим грубые мифы о невозвратном и идеальном "золотом веке" России тем, кто нуждается в наркотической мечте для того, чтобы заглушить мрачное отчаяние, вызванное собственной несостоятельностью, чтобы скрыть свою нелюбовь и брезгливость к тем реальным, часто действительно глубоко падшим людям, которые живут здесь и теперь рядом с нами. То, что мы узнаем благодаря журналу "Сестры и братья", и позволяет нам сказать с верой и надеждой — вот она, незримая для "гордого взора" — и не обязательно "иноплеменного" — та Россия, которую мы вернули.Ср. Мф 6:33. ^

Заметки о высшем искусстве. Священник Алексий Уминский

Нет никакого высшего искусства, как искусство воспитания. Мудрый воспитатель создает живой образ, смотря на который радуется Бог и люди

Святитель Иоанн Златоуст

Православное воспитание — что это такое? Существует ли система и методология воспитания православного человека? На каких принципах такое воспитание основано?Эти вопросы очень часто поднимаются в среде православных педагогов, эти вопросы задают родители, воцерковленные и только обратившиеся, этот вопрос стоит перед православными школами и перед всей нашей Церковью. А вот ответ на него получить чрезвычайно сложно. Дело в том, что педагогическая система в нашем привычном понимании связана прежде всего с идеологией, к примеру, воспитание нового человека по советскому образцу. И нам кажется, что если мы воспользуемся некоей подобной системой, поменяв, естественно, идеологию на православие и несколько ее видоизменив, мы сможем достичь желаемого.Казалось бы, мы всё стараемся делать правильно, приводим аргументы из Евангелия и Святых Отцов, оперируем теми примерами, которые встречаем в житиях святых, а получаем обратный результат; у нас получается все наоборот. Нас часто удивляет, почему иные системы воспитания работают, достигают поставленных целей (например, Вальдорфская педагогика), а у нас — нет.Мы пытаемся создать свою, православную педагогическую систему, — а может быть, такой системы и не существует? И здесь можно подумать: — а почему? И что надо сделать для того, чтобы православная педагогика все-таки осуществилась, пусть, может быть, и вне системы?Когда мы говорим о православном воспитании, о какой-либо системе, то, конечно, прибегаем к опыту нашей Церкви. Христос — глава Церкви — говорит о Себе: "…один у вас Учитель — Христос … один у вас Отец, Который на небесах … один у вас Наставник — Христос" (Мф 23:8-11).Итак, обозначены три позиции:

1. семейная (отцовство);

2. учительная;

3. наставническая.

Им соответствуют три аспекта воспитания — семейное, школьное, наставническое. Христос их указал в Себе, то есть сделал Себя единственным критерием семьи и школы, и мы понимаем, что для нас Церковь есть Семья и Школа.Когда мы обращаемся к Церкви с вопросом: "Как воспитывать ребенка?", мы поступаем совершенно правильно, потому что Церковь способна дать нам ответ на этот вопрос. Но тут же мы сталкиваемся еще с одной проблемой, потому что Церковь — это мы с вами, мы ее составляем. Мы приходим ко Христу с вопросом, а при этом сами же должны дать на него ответ; мы сами должны так жить, так смотреть на Христа и слушать Его, чтобы правильно ответить на этот вопрос. Научиться у Христа, как поступать, мы должны сами.Почему мы ищем именно систему воспитания? — Потому что часто мы хотим снять с себя ответственность за воспитание наших детей и спрятаться за систему и методики (кстати, система и методики очень характерны для "воспитания" в сектах, где с человека полностью снимается ответственность за его жизнь). Такое отношение, к сожалению, очень характерно для современной духовной жизни в нашей Церкви; в этом — наше духовное потребительство и крайняя безответственность, критическая масса которых уже становится деструктивной для Церкви. Мы все время стараемся у Церкви получить, взять, унести, устроить свою жизнь. Все существует для удовлетворения наших религиозных потребностей (все-таки советская педагогическая система добилась своего, она воспитала из нас "своего" человека, но это — вполне закономерным образом, впрочем, — оказался не "новый", "гордый" и т. д. человек, а инфантильный потребитель). Так всё и существует для нас — и мы в этом уверены — и община, которая должна о нас заботиться, и духовник, который должен нас окормлять и принимать на себя ответственность за нашу жизнь, и гимназия, которая должна решать наши семейные проблемы. А на самом-то деле все наоборот: это мы должны идти в Церковь, чтобы отдать себя Богу и ближним, это в нас нуждается приход, это мы — живые камни, без которых не может строиться церковное здание.И вот, получается, что когда мы пытаемся спрятаться за систему, из жизни во Христе соорудить идеологию, — пусть очень хорошую, христианскую, — все рушится.Я хочу остановиться на некоторых моментах, которых, мне кажется, следует опасаться, когда речь идет о воспитании детей в православной семье.Первая проблема, которую следует отметить, — "имитация православного поведения". У нас есть прекрасное наследие — Жития Святых. В житиях мы встречаем описание детства святых. Это детство описывается приблизительно одинаково: преподобный в детстве с другими детьми не играл, на улицу не ходил, конфет не любил, был тих, молчалив, любил уединенную молитву. А наши дети на 99 % — шумно играют, любят сладкое, дерутся, веселятся, то есть ведут себя как обычные дети. И вот мы думаем, как бы так сделать, чтобы и наш ребенок не смотрел телевизор, не любил мультфильмов, не жевал жвачку. При этом некоторые жития нас успокаивают: преподобный Сергий плохо учился, праведный Иоанн Кронштадтский — тоже. С ними совершилось чудо. И вот что мы делаем: мы с младенчества заставляем ребенка поститься, вместо сказок читаем жития святых, нагружаем молитвенным правилом, лишаем игрушек, за каждый проступок пугаем Богом и наказанием, и вместо того, чтобы развивать ребенка, заказываем молебны преподобному Сергию, чтобы наше чадо поумнело. Мы пытаемся некоторые вещи — иконографические — сделать методом православного воспитания. Мы пробуем с абсолютной точностью перенести эти образы на свою семью (в то время как жития — это икона, написанная словесно). Причем мы делаем это так, что прилагаем эти мерки не к себе, что было бы совершенно правильно в педагогическом смысле, а к нашим детям, и пытаемся приучить их жить по житиям. Если ребенку вместо сказок все время читать жития, он начнет к житиям относиться как к сказкам. Святитель Димитрий Ростовский эти книги писал не для детей, а для взрослых людей, чтобы они старались жить, мало-помалу подражая жизни этих святых, а мы пытаемся имитировать православие, а не жить по нему реально на том духовном уровне, на котором находится наша семья. Мы совершенно не принимаем в расчет, что наш ребенок мал, он нуждается в своем духовном мире, и у него совсем другие понятия о, скажем, грехе, чем у нас.И здесь мы сталкиваемся с гораздо более серьезной проблемой — с имитацией духовной жизни.Наша Церковь своей мудростью понимает, что у ребенка иные понятия о грехе и иная мера исправления, и до 7 лет детей не исповедуют. Это не потому, что ребенок не грешен; он часто очень плохо поступает и грехи совершает иногда очень скверные, но он не может каяться, так как покаяние — это перемена сознания, обновление жизни, а ребенок не в состоянии пока еще переменить свое сознание через таинство покаяния, а может это сделать только через наше родительское воспитание. И поэтому, когда он согрешает, ему не надо "подходить под епитрахиль", — ведь Таинство не в этом заключается, а родители должны объяснять ему (иногда долго-долго), почему это плохо, почему мама так огорчена его поступком.Внешне кажется, что все это очень хорошо — ребенок с младенчества начинает задумываться над своей духовной жизнью. А священник Александр Ельчанинов говорит, что ранняя детская исповедь крайне вредна, потому что ребенок приучается к формальной исповеди. Он искренне думает, что если он проговорит на исповеди то, что ему мама на ушко сказала, то уже все хорошо, греха больше нет, бояться нечего, можно дальше жить так же. Маленькие дети не могут пережить Исповедь как Таинство. Детей, даже 7-летних, если они не очень еще развиты, можно даже не перед каждым причащением исповедовать. Дети быстро приучаются играть в наши игры, принимают на себя момент заданности, внешний облик, который нравится родителям, но духовно они не растут, потому что мы им поставили такую высокую планку, которую сами часто перепрыгнуть не можем (потому что сами в детстве такими не были).Но вот, ребенок растет, начинает сознательно исповедоваться, у него возникают духовные проблемы, мы, родители, этих проблем боимся и стараемся от них отходить. И тогда мы начинаем искать ребенку духовника, который бы его воспитывал: меня, родителя он не слушает, батюшку он обязан послушать, у батюшки — послушание. Это еще одна наша ошибка.Во-первых, потому что мы сами несем ответственность за своего ребенка, во-вторых, мы наживаем себе этим большую проблему. Ребенок начинает доверять духовнику больше, чем родителям, а потом возникает конфликт, потому что духовник говорит ребенку одно, а папа с мамой другое. Что делать? Кого слушать? Кто главнее: родители или духовник? Дело в том, что не может быть у ребенка своего духовника, так как духовник не может нести ответственности за ребенка; полностью за него отвечают только родители.Отец Иоанн (Крестьянкин) в одной своей проповеди говорит: "Мать начинает молиться, она просит Бога о помощи, но не получает. Почему же? Да потому, дорогие мои, что нельзя возлагать на Бога то, что мы обязаны сделать сами… нужен труд, нужно духовное напряжение, надо всегда помнить о детях и о своей ответственности за них перед Богом. Отцы и матери! одни без детей своих вы спастись не можете — и это надо помнить".Поэтому, когда родители пытаются через духовника воспитывать детей ("Батюшка, а вы скажите ему вот это, пусть он сделает вот так. Меня он не слушает, а вас послушается"), а после исповеди спрашивают: "А он вам сказал про этот грех, а в этом покаялся?", — родители рискуют потерять доверие своего ребенка, используя исповедь для решения своих частных проблем. Родители должны сами стараться решать эти проблемы. Духовник должен быть один у всей семьи, тогда он, зная семейные отношения, сложности, проблемы, поможет всей семье, а у ребенка отдельного духовника быть не должно (кроме, конечно, каких-либо исключительных случаев).Следующая проблема, которая исходит из имитации православного поведения — это фобия — боязливое отношение ко всему, что нас окружает. Мир, в котором мы живем, видится нам падшим, греховным, одержимым бесовской злобой, и он действительно такой. И часто складывается мнение, что если мир идет к концу, то нам надо всего бояться. И мы боимся масонов, сионистов, экстрасенсов, колдунов, экуменистов, патриотов, еретиков или наоборот, консерваторов, и своих детей приучаем не понимать, не оценивать, а бояться: это плохо, в этот храм не ходи, там не такой священник, этого не читай и т. д. Мы так друг друга боимся, что всякое мнение, которое хоть немного выходит за уровень понятий, которые мы считаем общепринятыми, является причиной, чтобы отвернуться от человека, с ним не молиться и всех пугать его мнением. Получается, что частное, пусть ошибочное мнение человека, способно зачеркнуть всю любовь, которую Христос нам заповедовал.У Святых Отцов была такая позиция: "В главном единство, во второстепенном свобода и во всем любовь". В те времена было столько "мнений", столько практик, столько всего разного, но тем не менее Церковь была едина и все старались сохранять любовь. У нас нет любви, потому что мы всего боимся. Апостол Иоанн Богослов говорит: "совершенная любовь изгоняет страх", "боящийся несовершен в любви", то есть страх тоже прогоняет любовь. И когда мы начинаем воспитывать своих детей в страхе, мы сможем их научить только ненавидеть кого-то, а не любить. У нас повсеместно популярна литература под примерно такими названиями, как "Тайная сила масонства" и т. п. Она вся приблизительно одного содержания: в мире существуют тайные общества, масоны и др., они всюду проникли, они правят миром, что они захотят, то обязательно происходит.