— Как раз у политиков я такой фигуры речи не встречал. Она часто встречается в газетах, но не у политиков федерального уровня.

Что же касается формулы «русский — значит, православный» — на культурологическом уровне она безусловно верна. Ну вот скажем, Лев Толстой. Формула «Лев Толстой — православный философ» будет неверна. Но сказать, что Лев Толстой — православный художник, — это совершенно справедливо. А иначе какой же он еще художник? — буддистский, что ли?

— Не раз приходилось слышать, что церковь не вмешивается в жизнь общества, у нее достаточно своих проблем. Тем не менее все, что происходит в обществе, воздействует на саму церковь. Ее пробуют растаскивать по национальным и политическим квартирам.

— Да, пробуют. Но если на Западе общественное мнение желает видеть церковь социально активной, желает, чтобы она участвовала в политике, боролась за чьи-то права, то в России, напротив, авторитет у церкви есть именно потому, что она в политику не вмешивается. Люди хотят, чтобы в жизни оставались островки, где можно было бы быть человеком, а не членом какой-то партии. И критерии, по которым оценивается епископ в католичестве и православии, очень разные. На Западе, если католический священник не будет активно участвовать в общественной жизни, политике, это будет очень странно. А в православии, если епископ начинает делать политические заявления, то у людей появляется недоумение: что это он в политику полез? Ему что — молиться надоело?

Церковь вне политики по самой своей сути. То, чем она живет, находится вне компетенции любых парламентов и референдумов. Но есть разница: чем живет человек и в чем он живет. Он может жить, то есть питать свою душу, находить повод к жизни в высокой музыке. Но жить при этом он может в коммунальной квартире. Сказать, что этот музыкант живет квартирно-коммунальнымии интригами и сплетнями, было бы неверно. Но в то же время вряд ли ему удасться всегда оставаться от них в стороне.

Так и Церковь: она вне политики по своей сути и она соприкасается с политикой на своей периферии.

— Сейчас происходит некая полуполитизация церкви, что ли… Даже не знаю, как это правильно назвать. Это нормально, в этом нет никакого противоречия?

— Тем, кто говорит о сращивании церкви с государством, хочу напомнить, что Церковь просто не участвует в жизни государства. Церковь не занимается назначением чиновников и контролем за ними, церковь не цензурирует законы, церковь не занимается формированием и распределением бюджета, не контролирует награды и наказания, раздаваемые государством, не формирует внешнюю и внутреннюю политику государства. Кстати, все эти «не» верны и относительно влияния государства на внутреннюю жизнь самой Церкви.

С другой стороны, есть несколько сфер жизни общества, которые всецело контролируются государством, и именно по этой причине присутствие Церкви в этих сферах необходимо. Это государственное образование, государственная медицина, государственные интернаты (для малых и старых), система исправительных учреждений и государственные средства массовой информации. Здесь человек слишком зависит от государства и потому нельзя его оставлять с нашим государством один-на-один.

В эти государственные гетто церковь желает войти вовсе не для того, чтобы привлечь в свои ряды новых членов, а для того, чтобы откликнуться на потребность в ее присутствии, которая уже есть у людей, в этих гетто находящихся. Проповедники новых сект идут в эти пространства, чтобы создать там спрос на свою идеологию. Традиционные религии в этом не нуждаются: люди их и так ждут.

Происходит не слияние Церкви и государства, а простое объединение церковной и светской элиты. Но светская элита не есть государство и церковная элита не есть вся Церковь. Такой процесс свидетельствует лишь о том, что назрела потребность в общении. Речь не о том, что светские чиновники будут согласовывать свои действия с церковью, и наоборот, епископы не могут согласовывать свои решения со светской властью. Просто священник или епископ перестали быть изгоями, вот и все.

— А священнику легко удержаться от соблазна стать еще и политическим лидером?

— Если это настоящий священник, то легко. Потому что он обращается к той глубине человека, которая не затрагивается политической идеологией. Имя этой глубине — образ Божий, а не образ политического лидера.

Это не-партийность хорошо передана в стихотворении Владимира Соколова, написанном в самую страстно-политическую и перестроечную пору — в 1989 году: