Диалог предполагает честную декларацию о том, чего мы хотим в этом диалоге, какие принципы мы отстаиваем, ради чего мы на него идем и, соответственно, где пределы возможных компромиссов. Вот об этом говорит эта социальная концепция. То есть это не только документ, адресованный внутрь самой Церкви, но и документ, адресованный ко всем тем, кто вступает с нами в диалог и общение.

— Откуда появились идеи, заложенные в Основах Социальной Концепции? Можно ли сказать, что они догматически уже были в церковном обиходе, а потом их только оформили документально?

— Концепция — не догмат. Это не более, чем эскиз, набросок, черновик; отсюда и название: Основы концепции. Слово же концепция подчеркивает, что это не учение, не доктрина, а некое наше представление о том, что мы пережили в XX веке, понимание современной ситуации. Это слово о современности, но сказанное с сознательно консервативных, традиционалистских позиций. И в этом уникальность документа. Потому что Православие — консервативнейшая из всех христианских церквей мира. И вдруг именно она предлагает свой взгляд на современность.

Вот небольшой пример конфликта современности и традиции. Работая над этим текстом, мы дошли до такого места, где нужно было высказать отношение православия к смертной казни. Поначалу все казалось просто: надо заявить протест против смертной казни; это варварство, государство не должно убивать…. Ну, а затем митрополит Кирилл сказал: «Подождите, задача Собора — не рассказать о наших с вами предпочтениях, а засвидетельствовать позицию церкви в ее целостности. Во всевековой целостности. Давайте посмотрим на церковное предание, церковную историю. Какая позиция по этому вопросу была?». И вот в итоге к следующему заседанию фиксируем: в Ветхом Завете смертная казнь предписывается. В Новом Завете она не отменяется. Как бы не подтверждается, но и не отменяется. В церковной истории последующих веков, в истории христианских государств: Византийской, Российской империи смертная казнь применяется. Значит, что мы можем сказать: нельзя человека извне освобождать больше, чем он освобожден внутри. Нельзя надеяться разогреть всю воду в чайнике, если каждую молекулу не разогреть до точки кипения. Нельзя довести до уровня духовно-нравственного совершенства все общество с помощью внешних законов, если не работать на молекулярном уровне с каждым человеком. И вот оказывается, общество сегодня не готово к отмене смертной казни. Поэтому мы сегодня фиксируем, что, с одной стороны, мы не требуем отмены смертной казни, а с другой стороны, церковь готова поддерживать общественное движение, направленное к отмене смертной казни. Но в итоге церковь не стремится навязать именно свою позицию всему обществу, ожидая, что это решение должно быть результатом согласия самого общества — жить без этого орудия устрашения.

— Известно, что в свое время именно христианство беспримерно подняло авторитет труда. Сейчас наше общество разъедает религия потребления. Один современный ученый справедливо заметил, что мы переняли у Запада культуру отдыха, но не захотели заметить, что Запад умеет не только отдыхать, но и трудиться. Ясно: для того, чтобы перестать просить подачки от МВФ, нужно, в том числе и научиться трудиться. В связи с этим возникает вопрос: возможно ли, по-вашему, возрождение аскезы, как черты массовой психологии? И если возможно, то на путях следования каким идеологиям?

— Русская трудовая этика была. И православная трудовая этика была. Но дело не только в экономических или религиозных условиях. Эта черта русского национального характера связана с нашим климатом. У нас очень долгая зима, и люди, жившие в сельской местности, вынуждены были бездельничать. Русский человек долго запрягает, но быстро ездит. Недавно я читал дневники немецких солдат и офицеров, побывавших в России. Они писали о поразившем их совмещении: русские бывают фантастически ленивыми, даже когда речь идет об их собственной выгоде; и напротив — когда уж они решат работать, то они проявляют невероятное умение, ловкость, силу, организованность, и все могут сделать в мгновение ока. Русский человек может долго жить в полной апатии и равнодушии, а потом за несколько дней может сделать месячную работу. Эта «рваность» характера, импульсивность является, очевидно, достаточно коренной чертой и должны вырасти несколько поколений, прежде чем мы перейдем к городскому ритму жизни, не зависящему от сезонных перепадов. Может быть, наше общество в своих подсознательных пластах еще достаточно аграрно, то есть слишком сезонно, и только с течением времени оно обретет городскую «методичность».

— Как Вы относитесь к тому, что церковь активно занимается бизнесом?

— Есть священники совершенно разных складов — более традиционные, для которых, кроме их прихода и службы, ничего нет. Но о таких сразу начинают говорить, что они не от мира сего и безнадежно отстали от жизни и современной цивилизации. С другой стороны, когда встречается священник, способный жить и работать в современном мире и обеспечивать финансовое выживание прихода, его сразу начинают обвинять в том, что он не батюшка, а бизнесмен. Ну, отчего буквально все превращается в повод для осуждения?

Несколько лет назад приезжаю в Якутию, и там мне говорят: «вы знаете, наш батюшка выпить любит, поэтому мы в храм не ходим». Через несколько лет я вновь приехал в этот город. Спрашиваю: священник поменялся, и теперь-то вы в храм, наверное, ходите? А мне отвечают: «новый батюша весь такой молитвенник, ну как ему понять нас, светских людей! Поэтому мы к нему не ходим…».

В общем — «пуля дырочку найдет».

Кстати, и первый батюшка отнюдь не был пьяницей. Он просто в поисках спонсоров для строительства храма ходил на презентации и приемы. С людьми общался. Но, как мы все знаем, наше русское общение почти немыслимо, если на столе только квас. Люди же сказали: «Значит, он как мы, а раз как мы, то и нечего его слушать, он не имеет права нас учить».

Если же батюшка будет «не как мы» — то о нем молва скажет: «ну он не от мира сего, он небожитель, он в нашей жизни ничего не понимает, поэтому его слушать тоже не надо».

С разных сторон можно прийти к одному и тому же выводу. Не случайно говорится, что у сатаны две руки. И одно и то же пойло он может подать и из-за левого плеча, и из-за правого. Подойдет слева: «на-ка, выпей», а я скажу: нет, мне сестрица Аленушка сказала, что из-за левого плеча брать нельзя. А податель пойла спокойно отреагирует: «Ну что за предрассудки!» — и тут же из-за правого плеча то же пойло подаст.

— Наверное, каждый человек предъявляет церкви и ее служителям особые требования. Ведь церковь как бы узурпировала моральное право определять, что такое хорошо и что такое плохо. Поэтому неудивительно, что ее собственные промахи воспринимаются обостренно и даже преувеличиваются…