— Мы с возмущением реагируем на такие вещи. В Афганистане давно нет ни одного буддиста. И каменные идолы не более чем памятник древней истории. Наше возмущение — это не просто негодование культурного сообщества. Оно идет из нашей памяти. Мы не забыли, что творили мусульманские фанатики на Балканах. Они рубили иконы и фрески шашками, выцарапывали глаза на святых образах, называя их идолами. Видя боль других людей, мы вспоминаем о нашей.

— Если народ не свят — можно ли считать, что он мертв?

— При условии, если он позволяет плевать на свои национальные, религиозные, культурные, исторические святыни. Есть известная формула священной войны, сказанная еще Цицероном: «За алтари и очаги». Если очаги тушатся и разоряются, а святыни оскверняются, и при этом реакции никакой нет — значит, люди готовы быть рабами.

— В данном случае — рабами чего? Или кого?

— Рабами захватчиков. Кто же еще разрушает очаги и алтари?

— Кто сейчас может считаться захватчиками?

— Сейчас противостояние идет не по паспортам. Сейчас это противостояние мировоззрений — нигилистического поколения пепси-колы и людей, которые не хотят считать себя этим поколением.

— Как вообще Вы относитесь к людям некрещеным, неправославным?

— Нет общего отношения. Что за человек? Почему он такой? Иногда я могу испытывать к такому человеку чувство моей собственной вины — когда я слышу, что этот человек пробовал войти в церковь, но вспоминает, какими словами его встретили, куда послали… Это наша вина, что мы не нашли с ним общего языка.

Очень разные бывают мотивы неверья. Есть такой атеизм, к которому я отношусь с уважением и состраданием. Это атеизм Сартра или Камю, атеизм неудачного поиска. Человек хотел бы видеть Небо живым и зрячим, но не смог. Его неверие — заноза, которую он сам ощущает в своей душе «Ты чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно» (Борис Гребенщиков).

Но бывает, что неверие есть порождение некоего откровенного самоуверенного хамства — и в таких случаях я вспоминаю слова Иосифа Бродского: «есть мистика, есть вера, есть Господь, есть разница меж них и есть единство. Одним вредит, других спасает плоть. Неверье — слепота, но чаще — свинство».

Так вот, я очень редко встречал людей, которые чётко отдавали бы себе отчёт в своём свинстве. Есть очень небольшое число людей, которые честно отдают себе отчёт, почему они не в храме. Лишь пару раз я слышал честные признания. Однажды у меня на философском факультете был один паренек. И когда мы с ним на философском уровне уже всё выяснили, он сказал, что креститься всё-таки не будет. «Ну, почему же не будешь?» Он честно ответил: «Я женщин слишком люблю». Парень он был чрезвычайной красоты и пользовался огромным успехом среди студенток. Но он осознал и признал, что именно мешает ему принять крещение. Когда он же он подрос, поступил в аспирантуру, женился, вот тогда он и вправду крестился.

Но это был честный человек. Который честно сказал себе, где у него свербит. Не знания ему мешали, а нечто совсем другое.

И вот помочь человеку познать правду о себе — тоже задача миссионера.