"Самый последний период христианства на земле характерен тем, что даже в рядах истинных евангельских церквей будет духовное охлаждение; большинство верующих будет не с горячими, а только с теплыми сердцами Характерной чертой такого теплого, а не горячего, христианина является довольство собой, своими знаниями, своей духовной силой. К таким христианам обращены слова Христа: "Ты говоришь: "я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды"; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг" (Откр. 3:17).

"Не знаешь, что ты несчастен" этот пронзительный взгляд Христа я почувствовал лишь в Православной Церкви. Никак не доходило до моего искреннего баптистского сердца, что и достигший духовных высот, я могу оказаться жестоко обманутым самим собой.

Нет, мне место только в храме. Православная Церковь по мне плакала давно. Только в ней я узнал свой точный диагноз и получил возможность исцелиться (см. Приложение № 4).

Если первый шаг к выздоровлению признание себя больным, то второй смирение перед врачом. И Господь Иисус Христос, на мой взгляд, от каждого ждет этих шагов, говоря: "Не здоровые имеют нужду во враче, но больные Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию" (Мф. 9:12-13). И вновь бывший баптист готов низко поклониться Православной Церкви, которая стала для него настоящей школой смирения 45. Называть священника отцом 46, подходить к нему под благословение (см. 1 Пет. 3:9, Евр. 7:7), целуя при этом его руку (как руку Пастыря Христа), открывать свои грехи на исповеди 47, вот когда я познавал цену своему смирению (точнее, его отсутствию). Я думал, что давно смирился "под крепкую руку Божью", а оказалось, что даже служителя Его не могу почтить (см. 1 Ин. 4:20). Шея не гнется. Как не хватало мне этой школы в общине ЕХБ, в которой я был способен оказать пресвитеру честь самую большую назвать его по имени-отчеству 48!

В Православной Церкви я долго не понимал многое из того, что поют или читают на церковно-славянском языке. Это было, пожалуй, самым страшным испытанием для моего протестантского разума. "Не понимаю, Господи!" плакал я на службе и смирялся, потому что другого выхода не видел. Но это и был для меня единственно верный выход 49

Христианин смиряется, если ему что-то в Библии не понятно. Сложные места Священного Писания повод не для протеста, но для отвержения своего плотского разума, для воспитания терпения, для усердной молитвы. Такое же отношение должно быть и к храму.

Храм это литургическое выражение (или творческое "утверждение истины" 50) того самого Слова Божьего, всей его бесконечной глубины. Поэтому храм имеет право быть сложным и не сразу понятным. Храм, как и Библия, требует нашего усилия к познанию. А церковно-славянский язык, оказывается, понимать не столько трудно, сколько неохота. И совсем не зря Церковь сохраняет его и не торопится отменять. Инициаторов русификации богослужения в Православной Церкви было немало. Но все их попытки только показали, насколько сложным и до сих пор труднодостижимым является перевод богослужения на русский язык. Дело здесь не в препонах, которые приходится преодолевать переводчикам, а в том, что русифицированные тексты получаются хуже церковно-славянских: нередко смысл того или иного текста затемняется, профанируется, а иногда даже меняется на противоположный. Кое-какие примеры даны в настоящей книге.

Во всяком случае, на церковно-славянском языке я уже могу читать Библию и молитвослов (я знаю, что Бог услышит меня и на русском языке, но я не раз убеждался, что текст на церковно-славянском обнаруживает большую глубину богопознания 51). Конечно, я не все понимаю в богослужебных текстах. Но это непознанное меня не отталкивает, а, наоборот, привлекает. Хотя иногда служба бывает непонятной просто из-за ужасной акустики: в ином храме, к сожалению, вместо молитв и песнопений слышится один гул.

Смиряться тяжело. Но это начало православного благочестия 52.

Христианин должен иметь уверенность в спасении (см. Рим. 8:38-39). И Никео-Константинопольский Символ веры, который православные христиане поют за каждой литургией, заканчивается такими словами: "Надеюсь на воскресение мертвых и жизнь в будущем веке".

"Мы спасены в надежде" (Рим. 8:24). Но это спасение мне придется совершать "со страхом и трепетом" (Фил. 2: 12). Это выражение не раз встречается в Новом Завете. А впервые это сказал Моисей ("я в страхе и трепете"), когда приступил "к горе, осязаемой и пылающей огнем", "ко тьме и мраку и буре" (см. Евр. 12:18, 21). Напоминая об этом, апостол Павел далее говорит: "Итак, мы, приемля царство непоколебимое, будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом, потому что Бог наш есть огнь поядающий" (Евр. 12:28-29).

Не по-другому я стал думать о Боге, Который по-прежнему для меня Отец 53, Который по-прежнему безгранично любит меня, Своего сына. В Православной Церкви я устрашился не Бога, а состояния своего сердца.

Всё есть в православии: страшная правда о человеке и великая любовь Божья к нему, Судия живых и мертвых и Отец Небесный, "уверенность в спасении" и "страх и трепет", печаль о грехах и радость о Боге. Преп. Серафим Саровский всех приходивших к нему приветствовал словами: "Радость моя! Христос воскресе!". Православный подвижник характеризуется, кроме всего прочего, "лицезрением одновременно сразу двух бездн: бездны собственного падения и бездны милости и любви Божией" (формула преп. Силуана Афонского: "Держи ум во аде, но не отчаивайся") 54.

45. "Во всех духовных, глубоких культурах всегда был и есть институт послушания и ученичества. Прохождение этого пути смиряет гордыню Гордость не надо путать с чувством достоинства. Гордыня есть самоистуканство, источник гнева, зависти. От гордости исходит осуждение ближних, самохвальство и властолюбие". "Святые Отцы учат, что духовную жизнь нельзя начинать сверху, то есть с исполнения наивысших заповедей. Надо начинать ее снизу, то есть прежде всего надо очистить душу от страстей и пороков, приобрести терпение и другие добродетели, а тогда уже усовершенствуется любовь к ближним и к Богу".