Я и людей тех называю невежественными и грубыми, которые предаются гневу и скорби. Но если «отец людей и богов» оплакивает сына, говоря:

Горе! Я зрю, Сарпедону, дражайшему мне между смертных, Днесь суждено под рукою Патрокловой пасть[38].

И не может воплями своими спасти его от опасности: " Зевсов сын Сарпедон! Не помог громовержец и сыну"[39], то кто не упрекнет в безрассудстве тех людей, которые на основании таковых басен являют себя чтителями божества, а лучше сказать — безбожниками? Пусть боги имеют плоть, но не подвергаются ранам, пусть Афродита не уязвляется Диомедом в тело: "Ранил меня Диомед, предводитель Аргосцев надменный"[40], или от Арея в душу:

Как надо мной хромоногим, Зевсова дочь Афродита Гнусно ругается, с грозным Ареем губительным богом

Сочетавшись... [41]

...И прекрасную плоть растерзал[42].

Страшный в войнах, помощник Зевса против титанов является слабейшим Диомеда: "Свирепствовал словно Арей сотрясатель копья"[43]. Замолчи, Гомер: Бог не неистовствует. А ты представляешь мне Его и злодеем и губителем людей: "Бурный Арей, истребитель народов, кровью покрытый!"[44], и описываешь его прелюбодеяние и оковы:

Мало помалу и он и она усыпились. Вдруг цепи Хитрой Ифеста работы упав, их схватили с такою

Силой, что не было средства ни тронуться членом[45].

И как много других таких же нечестивых бредней они разсказывают? Уран оскопляется, Кронос связывается и низвергается в тартар, титаны делают восстание, Стикс умирает в битве: даже и смертными они оказываются; влюбляются друг в друга, влюбляются в людей.

Мощный Эней: от Анхиза его родила Афродита, В рощах, на холмах Идейских богиня, почившая с смертным[46].

Не влюбляются ли они? Не страдают ли? Подлинно боги они, и не коснется их никакая страсть!... Если бы Бог по божественному домостроительству и принял плоть и тогда разве Он есть уже раб похоти?

Такая любовь никогда ни в богине ни в смертной В грудь не вливалася мне и душою моей не владела!

Так не любил я, пленяся младой Иксиона супругой,

Ни Данией прельстясь, белоногою Акризия дщерью

Ни владея младой знаменитого феникса дщерью,

Ни прекраснейшей смертной пленяся Алкменой в Фивах

Даже Семелой, родившею радость людей — Диониса;

Так не любил я пленясь лепокудрой царицей Деметрой,

Самою Летою славной, ни даже тобою, о Гера![47].

Говорящий так получать начало бытия, подвержен тлению и ничего божественного не имеет. Кроме того, боги прислуживают людям: «О царственный дом Адмета, где я, хоть и бог, терпеливо довольствовался рабской трапезой». И пасут стада: «Пришедши в эту страну, я пас быков хозяина моего и охранял его дом» [48]. Значит Адмет выше бога. О прорицатель и мудрец предвещающий другим будущее! Не предсказал погибели своего любимца[49] и даже умертвил друга[50] своими руками. «А я полагал, — говорит Эсхил, осмеивая лжепророчествование Аполлона, — что божественный уста Феба неложны и исполнены пророческого ведения. Тот, который поет, который присутствует на пиршестве, который сказал это, — тот самый умертвит моего сына[51].