концом пятидесятых – началом шестидесятых

годов, когда христиане разных

вероисповеданий встречались в

экуменическом движении, зная, что

собеседник открыт, а не закрыт, что

собеседник будет слушать с искренним

желанием услышать то, что ему говорят, и

понять то, что ему говорят, хотя и не

обязательно согласится; что если будет

возражение, вопросы или спор, то для того,

чтобы понять друг друга, а не для того, чтобы

друг друга разрушать.

Православные

тогда очень много свидетельствовали о

своей вере; и целый мир католический и

протестантский вдруг обнаружил, что

Православие существует, что это не просто

разновидность, причем "подпорченная"

разновидность западных вероисповеданий, а

что оно имеет свое лицо, свои глубины, и

имеет, что сказать. Затем, когда мы привыкли

друг с другом говорить, начали говорить о

существующих различиях и о том, что нас

разделяет; и был интересный, живой период,

когда мы сличали наши разногласия, причем

опять-таки не с тем, чтобы друг друга

обращать, а с тем, чтобы осведомить друг

друга и понять один другого.

потом экуменическое движение стало (во

всяком случае – для меня) гораздо более

сложной проблемой, потому что перестали

ставить основные вопросы и стали расширять

членство и для этого снижать критерии и

допускать двусмысленные формулировки.

Сначала в экуменическом движении могли

участвовать те, кто верит в Божество Иисуса

Христа и воспринимает Его как своего

Спасителя. Потом решили внести новую базу,

которая была бы богословски "более

богата" и которая оказалась на самом деле

вроде трясины. Было предложено, что не может