вместе все то, что по совести можем делать

вместе, и отказываться вместе делать только

то, что по религиозной нашей совести мы не

считаем возможным делать вместе, скажем,

приобщаться вместе или некоторые иные вещи

такого рода. Эта стадия усложнила все

положение тем, что привнесла политические

моменты, моменты такого рода как борьба с

расизмом, с одной стороны, борьба с

неоколониализмом, борьба с колониализмом

вообще. И тут, конечно, от того, что

Ассамблея – очень сложное общество и

представляет собой бесконечное количество

политических и других оттенков, началась

поляризация в какую-то сторону. Одних можно

было ругать сколько угодно, и даже

добродетельно их ругать: скажем, Южную

Африку каждый ругал сколько Бог на душу

положит; а некоторых других – нет, ругать не

надо, потому что они "в становлении";

скажем, террористическое движение в Африке

ругать нельзя, потому что это часть борьбы с

расизмом. И тут стало очень сложно, очень

скользко и, я бы сказал, очень неприглядно,

потому что тогда стали выступать на первый

план политические интересы, политические

симпатии. Помню, я выступал по какому-то

поводу, и мне Генеральный секретарь

Всеафриканской христианской конференции

сказал: Вы бы помолчали, – все равно мы все

будем голосовать против вас, потому что мы

от этих людей получаем оружие... Этим все

сказано было, и тут никакая

принципиальность больше не играла роли.

Поэтому сейчас экуменическое движение

стало очень сложным явлением. Я уже

несколько лет не участвую в нем как

официальное лицо, но лет двадцать

участвовал как представитель Русской

Церкви; и первые периоды были очень богаты

содержанием; теперь все стало очень

политично, социально, и тема о христианском