русского языка, и русской культуры, и

русского воспитания; но затем идут четыре

поколения смешанных браков. Наша староста

– моя сверстница, старый мой друг, вполне

русская по образованию, культуре и т. д.; ее

мать вышла замуж за англичанина в России

еще лет за десять до революции. Она, значит,

полуангличанка; сама вышла замуж за

англичанина, который после пятнадцати лет

был принят в Православие. Дочь и сын уже

четвертушки, они поженились и вышли замуж

за англичан; сейчас я крещу их детей, в

которых одна осьмушка русской крови. Как

сказать: они русские или нет? Да, в каком-то

смысле они русские; но конечно, есть много

семей, где два поколения назад уже потеряна

всякая связь – с русским языком, во всяком

случае... И потом есть у нас англичане,

ставшие православными по различным

обстоятельствам; очень многие просто

потому, что слышали проповеди, слышали

лекции, прочли какие-нибудь книги, – и

прибились.

Одна

группа была очень забавная. Я в 1967 или 1968

году в течение недели проповедовал на

улицах в Оксфорде. Просто становился где-нибудь,

подбиралось несколько человек, я в течение

часа проповедовал Евангелие, а в течение

полутора часов отвечал на вопросы. В какой-то

день ко мне подошел юноша – мохнатый,

лохматый, с длинными волосами, одетый в

длинную свитку, и говорит: Чего Вы на наши

собрания не ходите? Я спрашиваю: А какие

собрания? – У нас целая группа хиппи здесь,

а чем Вы не хиппи? одеты, как никто, вид у Вас

совершенно странный, вокруг шеи какая-то

цепь с чем-то: такой же хиппи, только из

старых... Я сказал, что если так, то конечно

приду на собрание; когда следующее? –

Сегодня вечером приходите... Вот, пришел я на

собрание: громадная комната, матрасы по