Когда из глубины

растерянности, греха или горя приступаешь к

Евангелию, оно раскрывается как книга

радости и надежды: радости о том, что среди

нас Господь, не далекий, не грозный, а родной,

свой, облеченный в человеческую плоть,

знающий из личного Своего опыта, что значит

быть человеком; а надежда в том, что на

каждой странице Господь требует от нас,

чтобы мы были достойны величия своей

человечности, требует, чтобы мы не смели

быть ниже своего достоинства и уровня, не

дает нам стать меньше, чем человек – хотя мы

и грешим так часто, и недостойны бываем и

себя, и Его. Какая надежда звучит в том, что

Христос пришел грешных спасти и призвать к

покаянию, что Он для грешных жил и умер, что

к ним обращена Его проповедь; и какое

откровение о Боге в этом образе Христа,

воплотившегося Сына Божия!

Бог Ветхого Завета, Бог

древних религий был Богом непостижимым,

Богом страшным и, в Его святости, Богом

недоступным. И вот в Евангелии раскрывается

Бог доступный и простой – но какой ценой! Он

стал человеком и через это отдал Себя во

власть всей злобы и неправды земной. Он дал

Себя на растерзание и на погубление; по

любви к нам Он захотел быть таким же

уязвимым, как мы, таким же беспомощно-беззащитным,

как мы, таким же презренным, как мы бываем в

глазах тех, кто верит только в силу и успех.

Вот каким

раскрылся перед нами Бог. И Он нам открыл,

что нет такой глубины падения,

растерянности и страха, и ужаса, в которую

Он до нас не сошел, с тем, чтобы если и мы в

нее падем, мы не оказались бы одни. В

Гефсиманском саду Он, в борении и ужасе,

встречал не Свою, а нашу смерть. И в течение

всей Своей жизни Он был именно с теми людьми,

которые нуждались, чтобы к ним пришел Бог,