О смерти брата две книги
О смерти брата две книги
КНИГА ПЕРВАЯ
Теперь мы, любезные братья, проводили жертву, жертву непорочную и богоугодную, господина и брата моего Сатира. Помнил я, что он был смертей, и не обманулся в том, но благодать преизбыточествовала. Итак, не сетовать, но более благодарить Бога подобает мне, ибо всегда я желал, что, если какие возмущения или Церкви, или мне угрожают, то в основном они бы пали на меня и на дом мой. Благодарение Богу, что я во время общего этого страха, когда все опасаются варварских продвижений, печаль всех окончил собственной моей, и на меня одного обратилось то, чего боялся я для всех. И да благоволит Бог, чтобы печаль моя была общим искуплением.
Хотя что касается такого брата не было для меня на свете ничего более дорогого и приятнейшего, но общественная польза превосходит собственную. Если бы кто спросил об этом и его самого, то он бы лучше предпочел умереть за других, нежели жить для себя; ибо для того и Христос умер во плоти за всех, чтобы мы научились не только для себя жить.
При этом я не могу быть неблагодарным Богу; подобает больше радоваться, что имел такого брата, нежели соболезновать, что лишился его; ибо это - дар, а дар это -долг. Итак, пока можно было, пользовался я вверенной мне ценностью, но определивший залог снова взял его. Запереться в данном залоге и соболезновать, что он возвращен, означает то же самое. В обоих случаях вера сомнительна и спасение подлежит опасности. Справедливое ли дело отказать в деньгах и благочестивое ли - не принести жертвы? Ибо ростовщик может быть обманут. Творец же природы и заимодавец - никак. И потому, чем более рост, тем приятнее употребление его.
Посему мы не можем быть неблагодарны в отношении брата: ибо он возвратил то, что общо всем по природе; напротив, заслужил то, что является делом особенной благодати.
И мне неизбежно нужно умереть, ему же никак не нужно было. Говоривший о рабе: если я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? не мог ли бы сам так пребыть, если бы захотел; но когда бы он жил всегда, то отнял бы у себя важность, а у меня жертву. Итак, какое большее утешение может быть для нас, как что и Христос по плоти умер? И зачем мне оплакивать брата, когда я уверен, что такое благочестие не может погибнуть?
Зачем мне больше прочих оплакивать того, кого все вы оплакиваете? Собственная моя печаль растворена в общей, а тем более что слезы мои ничего не дают, ваши же утверждают веру и приносят утешение. Плачете богатые, и плачем своим доказываете, что оставленное богатство ничего не добавляет к спасению, ибо за деньги нельзя отсрочить смерти, и богатого, равно как и убогого, похищает последний день. Плачете старые, ибо опасаетесь подобной судьбы для детей своих и, поскольку не можете продолжить жизни телесной, наставляйте детей не только телесным упражнениям, но добродетели. Плачете и юноши, ибо концом природы не является зрелая старость. Оплакивали и убогие, (и что есть драгоценнейшее) слезами омыли грехи его. Эти слезы искупляющие, эти стоны скрывают печаль смерти, это соболезнование вечной радостью заглаживает чувство прежней болезни. Итак, хотя погребение частное, но плач общий; почему плач этот не может продолжиться навсегда, ибо сердца всех расположены были к этому.
Зачем мне оплакивать тебя, любезный брат, который отнят у меня так, как будто ты был братом всем? Ибо я не лишился общения с тобой, но только переменил его, прежде не разделен был от меня телом, а теперь духом пребываешь со мной и навсегда пребудешь. Во время обращения твоего с нами ты не был похищаем у меня от отечества, и ты сам его никогда не предпочитал мне, теперь же доставил ты мне другое отечество, почему я здесь начинаю уже быть не пришельцем или странником, ибо лучшая моя часть там обретается. Ибо я никогда не был целым в себе, но в одном из нас большая часть обоих; оба же были во Христе, в Котором есть все и часть каждого порознь. Этот гроб приятнее мне природной земли, ибо лежит в нем плод не природы, но благодати; бездушное это тело было лучшей моей должностью, ибо в этом теле, которым я облечен, находится большая твоя часть.
О, когда б я мог все посвятить твоей памяти, дружеству и жизни твоей, и половина бы моих лет перешла к тебе! Ибо тем, кто родительское наследство имели всегда нераздельное, надлежало, кажется, иметь и время жизни нераздельно: или, по крайней мере, кто жил совместно, тем бы и жизнь надлежало окончить вместе.
Итак, только по родству выполнял ты по отношению ко мне многие обязательства; поэтому лишился я не одного, но многих. В тебе ласкательства не примечено, почтительность же твоя всем явна была. Ты, имея ко мне усердное почтение, не имел нужды в притворстве, так что и сам так не поступал, и от меня не мог этого ожидать.
Но вспоминая тесный союз братства, позабыв же свою должность, от безмерной печали куда устремляюсь я? Возвращает меня апостол, и как бы обуздывает мое соболезнование, говоря, как слышали уже: Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Простите мне, любезные братья, ибо не все мы можем сказать о себе: подражайте мне, как я Христу ; подражать же имеете кому; не все способны учить других, довольно, когда бы все способны были к принятию учения!
Но плачем нашим не великий совершили мы проступок; ибо не всякий плач есть знак неверия или слабости;иная печаль есть действие природы, иная же от неверия происходит; потребно и желать того, что имел, и соболезновать о том, чего лишился. Не одна печаль производит слезы, изливаются они и от радости. Возбуждает к плачу и любовь, молитва увлажняет постель, и моление, по слову пророческому, моет ложе. Великий плач и рыдание происходили и во время погребения патриархов. Почему слезы выявляют любовь, а не к печали и сетованию привлекают. Плакал и я, признаюсь, но плакал и Господь наш: Он о чужом, я же - о брате; Он в одном плакал обо всех, а я во всех буду оплакивать тебя, возлюбленный брат!
Господь прослезился как человек, ибо Божество не может иметь слез: прослезился по тому естеству, по которому был скорбен, распят, умер и погребен. О нем слышали мы ныне пророка, говорящего: О Сионе же будут говорить: такой-то и такой-то муж родился в нем, и Сам Всевышний укрепил его. Прослезился по человечеству, по которому Сион назвал матерью, рожден в Иудее, произошел от Девы, по Божеству же матери иметь не мог, ибо сам Он виновник матери.