«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Просит о том же деле по Кесариеву наследству. (Писано в 369 г.)

Кто умеет так чтить старую дружбу, уважать добродетель и соболезновать о страждущих, как умеешь ты? А потому, так как боголюбивейшего брата нашего, епископа Григория, застигли дела, и для другого несносные, а еще более противные его нраву, рассудил я, что всего лучше прибегнуть к твоему покровительству и покуситься искать у тебя какого-нибудь избавления от горестей. Ибо нестерпимое бедствие — когда41 хлопотать по делам принуждают такого человека, который не привык и не имеет охоты, требуют денег с бедняка, влекут в народное собрание, заставляют искать народной благосклонности того, кто издавна решился проводить жизнь в безмолвии. Посему что признаешь полезным — с сокровищехранителем ли переговорить или с кем другим — сие предоставляется твоему благоразумию.

Письмо 34. К Евсевию, епископу Самосатскому

Жалуется, что во время совещаний между епископами Таре занят еретиками; потом утешает себя воспоминанием об Евсевии, который употребил все меры к пользе Церкви. (Писано в 369 г.)

Как умолчим о настоящих происшествиях? Не в силах будучи перенести сего, найдем ли какое слово, соответствующее событиям, чтобы голос наш уподоблялся не стонам, а плачу, достаточно выражающему тяжесть бедствия? Пропадает у нас и Таре. И не это одно горестно, как оно ни несносно, ибо и сего тягостнее, что город, имеющий столько удобств и потому соединяющий между собою исаврян, киликиян, каппадокиян и сириян, напрасно погибает по безрассудству двух или трех человек, между тем как вы медлите, совещаетесь и смотритесь друг на друга. Поэтому было всего лучше последовать выдумке врачей (у меня, по причине всегдашних моих недугов, большое обилие подобных примеров), и как они, когда боль достигает крайней меры, искусственно приводят больного в бесчувствие, так и нам самим пожелать для душ своих нечувствительности к бедствиям, чтобы не подавляли их невыносимые страдания.

Впрочем, хотя жалки мы в других отношениях, однако же пользуемся одним утешением: именно тем, что обращаем взор к твоей кротости, твоим вниманием к нам и памятованием о нас утоляем душевную скорбь. Глазам после напряженного устремления на что-нибудь блестящее приносит некоторое облегчение переход к цветам голубым и зеленым; так и душам нашим, как бы нежным каким прикосновением, утоляющим боли, служит воспоминание о твоей кротости и о твоем усердии, особенно когда размыслим, что ты выполнил со своей стороны все. Чрез это и нам, людям, если будем судить о делах благопризнательно, доказал ты достаточно, что ничего не погибло по твоей вине, и у Бога стяжал себе великую награду за усердие к доброму.

Да сохранит же Господь тебя нам и Церквам Своим к пользе мира и к исправлению душ наших и да удостоит нас снова полезного с тобою свидания!

Письмо 35. Без надписи

Ходатайствует за близкого ему человека по имени Леонтий и просит о доме сего Леонтия иметь такое же благопопечение, как бы и о его собственном. (Писано до епископства.)

О многом для меня важном писал я уже к тебе, но о большом числе дел буду еще писать. Ибо невозможно, чтобы и нуждающихся не стало, и мы отреклись оказывать посильную милость. Никто ко мне так не близок и не может меня столько утешить своею в чем-либо благоуспешностию, как достопочтеннейший брат Леонтий. Приими дом его так, как принял бы меня самого, не в той нищете, в какой я живу теперь по милости Божией, но когда бы жил я в изобилии и владел полями. Очевидно, что ты не довел бы меня до бедности, но сохранил бы, что у меня есть, или приумножил мое изобилие. Посему прошу тебя поступить так же и с упомянутым домом этого человека. За все же будет тебе от меня обычная награда — молитва к Святому Богу за труды, какие принимаешь на себя, будучи столь добр, благосклонен и предупредителен к просьбам нуждающихся.

Письмо 36. Без надписи