«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Очень непродолжительно было у меня знакомство и личное свидание с твоим благородием, но немало и немаловажно, что знаю о тебе по слуху, по каким сведениям в связи я со многими из людей знатных. Имею ли я и для тебя какое значение также по слухам, об этом лучше знать тебе самому; но наше о тебе мнение точно таково, как сказал я. Поелику Бог позвал тебя на дело, представляющее случай показать человеколюбие и которым может быть поправлено наше отечество, совершенно втоптанное в землю, то почитаю для себя приличным напомнить твоей доброте, чтобы, в надежде воздаяния от Бога, благоволил ты явить себя милостивым и как удостоиться бессмертной памяти, так соделать-ся наследником вечных успокоений, облегчив скорби угнетенных.

А как и у меня есть имение в окрестностях Хаманины, то прошу позаботиться о нем, как о своем собственном. Не дивись же, если называю своим принадлежащее друзьям, научившись, сверх прочих добродетелей, и дружбе и помня мудрое изречение, что друг есть другой я. Итак, имение, значительное для друга, поручаю твоей досточестности, как свое собственное, и умоляю тебя, обратив внимание на затруднительное положение сего дома, дать им отраду и за прошлое время, и в будущем сделать для них приятным это жилище, теперь ненавистное и неприступное по множеству наложенных на него податей. Но постараюсь и сам, свидевшись с твоею вежливостию, переговорить обо всем совершеннее.

Письмо 80 (84). К правителю области

Учтиво приветствует сего правителя Каппадокии, вероятно Илию, и вместе выговаривает, что четырехлетнего внука одного старца сделал членом совета. (Писано в 372 г.)

Почти невероятно, что намереваюсь писать, однако же будет сие написано ради истины, а именно: имея сие желание, сколько возможно чаще беседовать с твоею правотою, когда открылся этот случай писать к тебе, не кинулся я на сию нечаянную прибыль, но помедлил и не пользовался случаем. Итак, странно в сем то, что прежде желал этого, а когда случилось, не принимал. Причина же в том, что стыжусь подать о себе мысль, будто всякий раз пишу не чисто из дружбы, но удовлетворяя какой-нибудь нужде. Но и то пришло мне на мысль (а желаю, чтобы и ты, рассудив это, не думал уже, будто вступаю с тобою в собеседование более из выгод, нежели из дружбы): разговор с начальниками должен иметь какое-нибудь отличие от разговора с людьми частными. Неодинаково надобно вести слово и с врачом, и с первым встречным, с начальником и с человеком частным, но должно употреблять старание, чтобы воспользоваться чем-либо для себя от искусства первого и от власти другого. Поэтому как за теми, кто ходит на солнце, непременно следует тень, хотя бы и не желали того сами, так и беседа с начальниками сопровождается, как придаточной какой выгодой, вспомоществованием людям страждущим. Итак, первою причиною письма пусть будет самое приветствие твоему великодушию; это надо почесть добрым содержанием письма, хотя бы не было никакого иного предлога писать. И таково мое приветствие тебе, превосходнейший: да будешь храним ты для целого света, восходя от одной начальственной должности к другой и благодетельно покровительствуя то тем, то другим! Такое благожелание для меня обратилось уже в привычку, а обязаны им тебе и те, которые, хотя несколько, испытывали твои начальственные доблести.

Вслед же за благожеланием приими и просьбу об этом жалком старце, которого и царская грамота освободила от общественных должностей, лучше же сказать, которому еще прежде царя сама природа дала необходимое освобождение от дел. Но ты и сам подтвердил оказанную свыше милость из уважения к природе, и, как мне кажется, по предусмотрительности о благе народном, чтобы человеком, который по летам выживает уже из ума, не было подвергнуто опасности общее дело. Но для чего же ты, чудный, другим путем, сам того не замечая, опять выводишь его на среду? Ибо внуку его, которому нет еще и четырех лет от рождения, приказав участвовать в советодательном собрании, что иное делаешь, как не старца опять в лице внука снова вводишь в дела общественные? Но теперь прошу тебя умилосердиться над тем и другим возрастом и обоих уволить из жалости, приличной тому и другому. Ибо один не видал и не знал родителей, но чужими руками введен в сию жизнь, еще в пеленах оставшись сиротою без отца и матери, а другой столько времени сохраняется для жизни, что ни один род несчастий не миновал его: он видел преждевременную смерть сына, видел дом, оставшийся без наследников, и теперь, если самим тобою не будет придумано что-либо, достойное твоего человеколюбия, увидит, что и эта отрада в бесчадии обратилась для него в источник тысячи бедствий, потому что малолетний ни в советники включен не будет, ни податей собирать не станет, ни воинам заготовлять жизненные припасы, не по необходимости опять покроется стыдом седина бедного старца. Итак, окажи милость, согласную с законами и сообразную с природой, повелев одному быть в покое до мужеского возраста, а другому на одре ожидать смерти. А непрерывностию дел и настоятель-ностию нужды пусть оговариваются другие. Ибо не в твоем нраве — или оставлять без внимания несчастных, или не оказывать уважения законам, или не делать снисхождения просящим друзьям, хотя бы люди завалили тебя делами.

Письмо 81 (85). О том, что не должно клясться

Св. Василий, который часто в общих собраниях и в частных беседах предлагал, чтобы сборщики податей не принуждали поселян к клятвам, предлагает о том же письменно. (Писано в 372 г.)

И при всяком собрании не перестаю свидетельствовать, и наедине при свиданиях говорить то же, чтобы при взыскании общественных податей сборщики не доводили поселян до клятв. Осталось и на письме пред Богом и человеками засвидетельствовать о том же, а именно, что надобно перестать вам и не причинять смерти душам человеческим, но придумать какие-нибудь другие способы взысканий, и людям сделать эту милость, чтобы души их были невредимы. Пишу к тебе об этом не потому, что имеешь ты нужду в словесном увещании (у тебя и свои есть побуждения бояться Господа), но чтобы все, кто в твоей зависимости, научились у тебя не раздражать Святаго и в запрещенном деле худою привычкою не доводить себя до равнодушия к Нему. Ибо нет им пользы от клятв и для самих взысканий, а в душе своей дают место всеми признанному злу. Коль скоро люди научаются нарушать клятву, они не спешат уже платить должное, но думают, что клятва изобретена для них в орудие обмана и в предлог к отсрочке платежа. Итак, или скорое воздаяние от Господа постигнет клятвопреступников, и некому будет исполнять требуемое, потому что подвергаемые суду истреблены уже наказанием, или Владыка по долготерпению Своему медлит наказанием, и, как сказал я уже прежде, испытавшие терпение Господне презирают и благость Господню. Пусть же не нарушают напрасно законов и не раздражают против себя Бога. Мною сказано, что был обязан я сказать: непокорные увидят это.

Письмо 82 (86). К правителю области

Просит, чтобы пресвитеру Дорофею возвратили хлебный запас те самые, кто расхитили его. (Писано в 372 г.)