«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

А какой же мой образ мыслей? Если кто доискивается сего, узнает из самого письма, под которым есть собственноручная их подпись, и ее-то желая уничтожить, скрывают они перемену свою в своей клевете на меня. Ибо не признаются, что раскаиваются в подписи своей к предложенной мною книге, но на меня возводят обвинение в нечестии, почитая никому не известным, что отделение от меня есть только предлог, в действительности же отпали они от веры, которую, неоднократно при многих исповедовав письменно, напоследок приняли и подписали в том виде, как мною предложена, что всякий может прочесть и узнать истину от самого этого писания. Намерение их сделается известным, если кто прочтет исповедание веры, которое дали они Геласию, после подписи, данной мне, и заметит, какое различие между тем и другим исповеданием. А если так легко переходят они от одного образа мыслей к другому, противному, то пусть не чужие отыскивают сучки, но вынут бревно из собственного своего глаза (см.: Мф. 7, 5). Но полнее оправдываю себя во всем и показываю дело в другом письме, которое удостоверит требующих большего. А вы в настоящее время, получив это мое письмо, отложите всякую печаль, утвердите любовь свою ко мне, по которой сильно желаю единения с вами. Мне причинит величайшую скорбь и неутолимую болезнь сердцу, если клеветы на меня столько превозмогут над вами, что охладят любовь и сделают нас чуждыми друг другу. Будьте здоровы!

Письмо 217 (225). К Димосфену, от лица Церкви

Просит за Григория Нисского, которого Димосфен по клевете Филохара велел взять и представить к себе и который по болезни замедлил на дороге; объясняет, что если дело идет о растрате денег, то должны отвечать в сем экономы, а если о постановлении Григория епископом, то не он подлежит ответственности, а рукоположившие его; просит не влачить их в чужую сторону и не сводить с епископами, с которыми не прекращено еще разногласие. (Писано в 375 г.)

Великую благодарность Богу и пекущимся о нас царям приносим всякий раз, как скоро видим, что начальство в отечестве нашем поверяется, во-первых, христианину, а во-вторых, человеку прямому по нравам и точному блюстителю законов, по которым управляются дела человеческие. Преимущественно же по случаю твоего прибытия исповедали мы сию благодарность и Богу, и царю боголюбивому. Но, узнав, что некоторые враги мира намерены обеспокоить твое почтенное судилище жалобой на нас, ожидали мы, что будем позваны твоим высоким умом для изведания от нас истины, если только великое твое благоразумие согласится присвоить себе исследование дел церковных. Но поелику суд на нас не обращал внимания, между тем власть твоя, побужденная злословием Филохара, дала приказ взять брата и сослужителя нашего Григория, который и послушался сего приказа (да и мог ли не послушаться?), но, страдая колотьем и вместе по причине чувствуемого им озноба, что обыкновенно бывает при боли в почках, вынужден был, при неумолимом охранении его воинами, и для попечения о теле, и для утоления нестерпимой боли велеть себя перенести в одно спокойное место, то по сей причине все мы пришли просить твою великость — не гневаться на замедление его появления к тебе, потому что ни общественные дела от нашей медлительности не стали сколько-нибудь хуже, ни церковным делам не причинено сим вреда.

Но если дело идет о деньгах, будто бы растраченных, то есть там хранители церковных денег, готовые дать ответ всякому, кто потребует, и обнаружить клевету осмелившихся довести сие до твоего внимательного слуха. Ибо они не затруднятся из самих писем блаженного епископа сделать истину явною для ищущих сего. Если же требует исследования что-нибудь другое, касающееся церковных правил, и твой высокий ум согласен принять на себя труд и выслушать, и рассудить сие, то все мы должны при этом быть, потому что если не соблюдены церковные правила, то виновны рукоположившие, а не тот, кто по совершенной необходимости вынужден принять на себя служение.

Почему просим тебя выслушать нас в отечестве, а не влачить в чужую сторону и не доводить до необходимости встречаться с епископами, с которыми у нас не решены еще некоторые церковные вопросы. А вместе просим пощадить нашу старость и немощь. Ибо, по изволению Божию, самим опытом дознаешь, что в поставлении епископа не оставлено ни одного церковного правила — и важного, и маловажного. Итак, желаем в твое правление установить единомыслие и мир с нашими братиями, а без этого тяжело для нас и свидание с ними, потому что многие из простых людей терпят вред от взаимного нашего раздора.

Письмо 218 (226). К подведомственным ему подвижникам

Предупреждает сих иноков, чтобы не принимали в худую сторону трехлетнего его молчания на клеветы Евстафиевы; объясняет, что Евстафий отделился от него, чтоб взойти чрез то в милость к Евзоию, почему охуждает никейское исповедание веры, к которому прежде сам подписался, обвиняет св. Василия за нововведения в учении о Святом Духе, ставит ему в вину письмо, за двадцать лет до сего писанное к Аполлинарию; наконец св. Василий просит иноков, чтоб сами исследовали дело, как должно. (Писано в 375 г.)

Святый Бог силен даровать и радость свидания с вами мне, который всегда желаю и видеть вас, и слышать о вас, потому что ни в чем другом не нахожу душевного покоя, как только в вашем преспеянии и усовершении чрез исполнение заповедей Христовых. Но пока не дано мне сие, признаю необходимым для посещения вас отправить искреннейших и боящихся Господа бра-тий и побеседовать с вашею любовию в письме. Посему-то самому послал я благоговейнейшего и искреннейшего брата нашего, сотрудника по Евангелию, сопресвитера Мелетия, который расскажет вам и о моей любви, какую имею к вам, и о душевном моем попечении, потому что день и ночь молю Господа о вашем прославлении, чтобы и мне ради вашего спасения иметь дерзновение в день Господа нашего Иисуса Христа, и нам воссиять во светлости святых, когда дело ваше испытано будет правосудием Божиим.

А вместе великую заботу причиняет мне трудность настоящего времени, в которое все Церкви приведены в колебание и всякая душа как бы просевается сквозь решето. Ибо иные нещадно отверзли уста на своих сослужителей. Ложь изрекается небоязненно, а истина скрывается; и обвиняемые осуждаются без суда, а обвинителям верят без исследования.

Почему и я, услышав, что ходят по рукам многие письма, писанные против меня, и что они чернят, опозоривают и винят меня в делах, в рассуждении которых готово у меня оправдание пред судом истины, решился молчать, что и делал. Ибо третий уже год тому, как, поражаемый клеветами, переношу сии удары, наносимые мне обвинениями, и довольствуюсь тем, что Господь — Тайноведец и Свидетель клеветы.

Но поелику вижу, что молчание мое многие приняли уже за подтверждение клевет и подумали, что молчу не из великодушия, а потому, что не могу отверзть уст пред истиною, то по этому самому попытался я написать к вам, умоляя любовь вашу о Христе не вовсе принимать за истинные те клеветы, которые разглашает одна только сторона. Ибо, как написано, закон никого не судит, аще не слышит от него прежде и разумеет, что творит (Ин. 7, 51).