Его письма поражают особенной, смелой, открытостью, способностью к внутреннему диалогу с самим собой, к трезвенному и искреннему самопознанию: «Но я стыжусь и писать о том, что сам делаю ночь и день в этой пустыне. Ибо хотя и оставил я городскую жизнь как повод к тысячам зол, однако же никак не мог оставить самого себя» (письмо 2). Подобная откровенность не доходит у Святителя до несколько болезненной саморефлексии, присущей западной аскетической традиции (например, у блаженных Августина и Иеронима). В данном случае можно говорить скорее о мудром душепопечении, сердцеведении: Святитель не скрывал в письмах своих чувств и был отзывчив к чужой боли. Например, в письме 5, посвященном смерти единственного сына своего друга, он пишет: «Нужно ли говорить, как это опечалило меня и сколько пролил я слез?». Чужое горе глубоко трогало Святителя, и он старался найти самые точные слова, идущие от сердца.

Поначалу Святитель в своей переписке не избегал красот стиля: его письма демонстрируют превосходное владение высокой культурой античного образования (? ???????). Он с удивительной легкостью мог применять «украшающий» стиль, и ранние письма, как, например, письма 1,2, 4, 14, являются очевидными свидетельствами его увлечения искусством риторики. Однако не следует забывать, что, как подлинный христианин, Василий в своей литературной работе опирался прежде всего на Евангелие, написанное галилейскими рыбаками, нежели на художественное наследие аттических софистов. Он, возможно, более, чем кто-либо из святых отцов, смог поставить мастерство риторического красноречия на службу истине.

Отличительная особенность писем Святителя — это подчеркнутое внимание к практическим, деятельным способам воплощения в жизнь евангельских идеалов. Решение насущных задач по устроению тела церковного занимает в переписке Архипастыря не меньшее место, чем разработка богословско-назидательных проблем, что заметно отличает переписку святителя Василия от писем его великого друга — святителя Григория Богослова, которому больше были свойственны умеренно-мечтательное, поэтическое настроение и несколько отстраненное отношение к возникавшим проблемам.

Рукописные собрания писем святителя Василия бытовали уже при его жизни, а впоследствии широко переписывались по средневековой Европе. Критические издания стали появляться начиная с XVIII века. Настоящее издание писем, следуя православной традиции, по своему составу ориентировано на издание Московской Духовной Академии (1911), в котором опущена часть неподлинных писем Святителя. В скобках дана и альтернативная нумерация писем, принятая в западной литературе.

О подлинности и о хронологии писем

На основании внутренней (особенности мышления, темы, стиль, словарный состав) и внешней (рукописная традиция) критики текста специалисты пришли к следующему выводу: среди 365 писем (по Maran — Garnier) около 40 не принадлежат Святителю. Помимо писем, попавших в корпус по ошибке (и которые представляют собой ответы адресатов, обращенные к самому Святителю), неподлинными являются такие письма, как письмо 8 (давшее основания для многочисленных дискуссий по поводу богословия святителя Василия), которое должно быть отнесено к ученику Святителя, Евагрию Понтийскому, что было убедительно продемонстрировано W. Bousett и R. Melcher1; письма 39 (42)–42 (45); письма 10, 16, 38, 181 (189), 329 (342) и 331 (348), принадлежащие святителю Григорию Нисскому (письмо 16 «Против еретика Евномия» пересоставлено из главы 10 трактата святителя Григория Нисского «Против Евномия». Письмо 181 (189) «К Евстафию, первому врачу», критическое издание которого было подготовлено G. Mercati2, все же, хотя и с оговорками, признается за творение Григория Нисского). Письма (47), (166)–(167), 162 (169)–164 (171) и (321) должны быть приписаны авторству святителя Григория Богослова (они практически идентичны письмам 42, 65–66, 246–248 и 57 из его собрания писем). Письмо 77 (81) приписывают святителю Иоанну Златоусту. Письмо (117) принадлежит перу Фирмина, аскета из Кесарии и ученика Василия. Письмо 46 (50), по всей вероятности, принадлежит перу епископа Амфилохия Иконийского3.

Подлинность переписки Святителя с ритором Ливанием Антиохийским (письма 326 (335)–336 (359)) и с Аполлинарием Лаодикийским (письма (361)–(364)) до сих пор является предметом научных дискуссий, несмотря на то, что G.-L. Prestige4 постарался предоставить убедительные доказательства подлинности переписки с Аполлинарием, сравнив стиль и словарный состав писем с подлинными творениями Василия и доказав, что Василий никогда не отвергал возможности переписки с Аполлинарием.

Хронологическая таблица, дающая относительно точную датировку писем, составлена на основании статьи: Fedwick P.-J. A Chronology of the Life and Works of Basil of Caesarea // Basil of Caesarea: Christian, Humanist, Ascetic: A Sixteen-Hundredth Anniversary Symposium: In 2 v. / Ed.: P.-J. Fedwick. Toronto, 1981. V. 1. P. 3–19.

Хронологическая таблица:

Даты Письма 357, до ноября 1. К Евстафию Философу 357 (или 358) 14. К Григорию, другу 358 2. К Григорию Богослову

4. К Олимпию 360–362 9. К Максиму Философу 362 или 363 3. К Кандидиану