«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Кто такой ом? Никто. Что такое ом? Ничто. Вечное ничто и вечную смерть вдохнули в себя и еще сейчас вдыхают миллионы человеческих существ лучшей расы на свете, для того чтобы и им самим стать вечным ничто и вечной смертью; одним словом – достичь нирваны.

На Олимпе не так. В то время как Гималаи представляют мрачный трагизм человеческого надрыва без Бога и, естественно, без цели, Олимп представляет, лучше сказать представлял, шарлатанскую комедию людей и богов – и снова без истинного и единственного Бога. На Олимпе нет аскезы. Языческая Эллада не знала аскезы. Ни поста, ни самоистязания, ни пещерного отшельничества нет в ее теогонии422 и философии. За исключением заимствованного из Индии через Египет пифагореизма423, Древняя Греция не знала ни об аскетизме, ни о метемпсихозе (переселении души из тела в тело). У нее фактически все чувственно и потому поверхностно, водевильно; всё, кроме славных трагиков ее424. Она похожа на подмастерье Индии-ремесленника. Однако сущностные отличия языческой Индии также и ее отличия: сонм божеств, лишенный внутреннего единства и света; обоготворение змей в Дельфах425 (ибо нигде не бывает многобожия без змей); отношение ко всем богам как к врагам людей, трюкачам, вытворяющим свои фокусы над людьми; приношение жертв всем богам, и самым хорошим, и самым плохим, с целью защиты от зла и сохранения своей жизни. Все эти жертвы богам не жертвы любви, а подкуп и выкупление себя. Пессимизм во взгляде на загробную жизнь, которая, правда, существует, но которая сквернее собачьей жизни на земле, ибо она мрак, тоска и отчаяние в гадесе. Сократ426 и Платон427 нимало не привнесли света в этот сумрак эллинского язычества, но даже сами на деле поддались ему. Но именно благодаря эллинскому столь поверхностному, несерьезному вИдению и богов, и людей греки оказались более способными к принятию Христова Откровения о Царстве Небесном. И принимали его легче и быстрее, чем их языческая матерь Индия. И Бог благословил их больше всех других народов тем, что на их языке, на языке греческом, а не на еврейском или каком-либо другом были возвещены миру Пришествие Сына Божия и Его Радостная Весть о Царстве и жизни вечной428.

Посмотри сюда, Феодул, на эту зеленую Гору Афонскую. Картина необычайная. История пречудная. При физическом сравнении с языческими высотами Афон оказывается меньше половины высокого Олимпа и меньше седьмой части еще более высоких Гималаев. Духовно же сравниваемый с тем, что представляют собой Олимп и Гималаи, Афон настолько выше их обоих, насколько свод небесный выше земли. Вернее, здесь не может быть никакого сравнения. Он высокая кровля, превосшедшая все кровли. Почему?

Первое, благодаря принятой и усвоенной им истине, открытой миру Мессией, Сыном Божиим. Нигде в мире истина Божия, записанная в Священном Писании и разъясненная в Предании святыми людьми Божиими, так точно и скрупулезно не оберегалась и не сохранилась до наших дней, как на Святой Горе Афонской. А Святой Афон – продолжение и неувядающий расцвет православного монашества после истощения монашества среди песков египетских и камней палестинских.

Второе, благодаря пониманию Царства Небесного как реальности, существующей внутри телесного человека, а не только на небесах Божиих, на высоких кровлях Божиих. По слову Господню: не придет Царствие Божие приметным образом. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 20, 21). В этом святогорцы полагают центр тяжести всего Евангелия, Радостной Вести Христовой. Если оно в нас, то мы должны его разыскать, как человек, раскапывающий сокровище, скрытое на поле429, как женщина, нашедшая потерянную драхму430, как рыбак, отделяющий хороших рыб в неводе от плохих431, как сеятель, очищающий пшеницу от плевел432, как купец, ищущий сверкающего жемчуга и неуспокаивающийся, пока не найдет его433, как хозяйка, заквашивающая дрожжами три квашни муки и ожидающая, пока не вскиснет все434.

Три квашни муки – почему три? Потому, что троичность в душе человеческой – троичность ума, чувства и воли – это образ и икона троичности Троичного Бога во единстве. Святый Дух – это дрожжи, которые могут и хотят заквасить все эти три силы души человеческой и оплодотворить их, чтобы они возрастали, как горчичное зерно435, и соединить их так, чтобы они составили одно – единство нераздельное и неслиянное. Как это чудесно и дивно! Невыразимо чудесно и дивно! Это Царство, не разделенное внутри себя, которое должно погибнуть436, а одним Духом соединенное и одной любовью утвержденное. И оно не царство отчаяния, а Царство радости. Радуйтесь и веселитесь, повторяли Спаситель и апостолы много-много раз437. Это не царство смерти, а Царство жизни. Не есть оно и царство небытия нирваны и мрачного гадеса, а Царство бессмертной любви и света.

Только в этом Царстве нет места змее. Запомни это, Феодул. Нет служения и Богу, и маммоне; нет моления и Браме, и Шиве; нет равноправия света и тьмы, добра и зла. Нет тут взаиморасчетов с вымышленными бесчисленными божествами олимпийскими. Одним словом, нет концессий438 непоминаемому ни на миллиметр, ни на атом. В этом Царстве есть только свет без тьмы, только пшеница без плевел, только золото без глины, только жемчуг без гальки, только радость без печали, только жизнь без смерти, только один-единственный Бог Господь, Троичный во единстве и Единый в троичном пламени любви – Отец, Сын и Дух Святый. Аминь.

Третье, благодаря светлой аскезе, то есть целесообразному подвижничеству, осмысленному и понятному для всякого человека. В этом Святая Гора бесконечно превосходит высоты Гималаев.

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго» или сокращенно: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя»,– эти слова произносят денно и нощно монахи христианские на Святой Горе. Это их самая краткая и самая насыщенная молитва. Краткая и ясная для всякого. Она не требует ни особых толкований, ни мудрствований, как требует того выцветшее от времени слово «аум, ом, ом». В этой святогорской молитве выражены три реалии, отсутствующие в индийском слове «ом». Первая: человек грешен и бессилен спасти себя сам; вторая: Спасителем признается Господь Иисус Христос, Сын Божий, Мессия; третья: Он призывается, чтобы помиловать и спасти нас.

Но с этой молитвой сопрягаются и личные усилие и подвиг. Ведь задача грандиозна. Задача не в эллинской программе отвоевания человеком у немилосердных богов как можно более долгой жизни в довольстве здесь, на земле, и не в программе гималайских йогов уничтожения человеком в себе даже ростка желания какой бы то ни было жизни вообще,– а в том, чтобы этой своей жизнью на земле заслужить вечную жизнь в Царстве Небесном.

Кратко сказать, задача всех подвигов святогорцев в том, чтобы сбросить с себя ветхую душу и облачиться в новую439. По страшному, но истинному слову Христову: Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф. 10, 39; у Луки [17, 33]: оживит ее). Душа человеческая важнее целого мира (это и Веданта на свой манер признаёт), ибо какая польза человеку, говорит Иисус, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою? (Мф. 16, 26).

Но это не относится ко всякой душе: это не относится к одряхлевшей и в самой себе разделившейся душе. Это не относится к душе, впустившей в себя ссорящуюся триаду индийскую – Вишну, Брахму и Шиву. Это не относится к душе, в которой все три квашни не заквашены одними и теми же дрожжами, то есть Духом Божиим Святым, и в которой не отражается трОичное единство Отца, Сына и Святаго Духа, а, наоборот, ум направлен против сердца, сердце против разума и воля против одного или другого или против обоих вместе. Ведь такая душа, как и всякий разделившийся дом, обречена на погибель. Потому о такой душе нельзя сказать, что она имеет ценность бОльшую, чем весь мир. Погрязшая во зле мира, такая душа должна разделить судьбу мира и погибнуть. Важнее же мира душа, обновленная Крещением во имя Троичного Божества и уединенная в себе навсегда Духом Божиим ради Царства Небесного и жизни вечной. Это обновление подобно новому рождению или погублению ветхой души и стяжанию новой, по словам Спасителя.

Сердце – это высокая кровля существа человеческого, превысшая Гималаев и Олимпа, да и Афона тоже. Сердце человеческое есть Святой Сион, или Святая Гора Божия. Это ощутил ветхозаветный пророк и потому молился Богу: Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня (Пс. 50, 12). А Спаситель освещает горящим факелом тайну сердца, говоря: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят440. В сердце вИдение Бога, в сердце любовь, в сердце и мудрость, и сила, и жизнь. Сердце – место встречи человека с Богом. Но только чистое сердце. Великая и вечная Небесная Троиченость во единстве видит Себя в зеркале малой троичности души человеческой, то есть снова в сердце. Святой Петр апостол говорит о сокровенном сердца человеке441, 442. Человек добра и человек зла – оба имеют сердце своим исходным пунктом и твердыней, будь то на добро или на зло. Сам Господь говорит о злом сердце, что из него исходит все, что оскверняет человека443. Злое сердце знаменует разделенную душу, разделенная же душа – разделенного и в самом себе рассоренного человека. В мрак злого и нечистого сердца Бог не входит, и нельзя в таком сердце увидеть Бога. Неудивительно, что люди злого сердца отрицают Бога. От тьмы зла Бог удаляется, и в эту тьму вселяется вместо Бога противник Божий, как это случилось с Иудой-предателем444.

Вся аскеза святогорцев направлена к одной цели – очистить свое сердце и создать из него обитель Живаго и Трисвятаго Бога. Эта аскеза отнюдь не легка, но она не пессимистична, а оптимистична, светла, исполнена надежды, радостна, целенаправленна: совершается ради жизни, а не против жизни и ради светлого рая, а не мрачного гадеса. Православный монах, как, впрочем, и всякий христианин – каждый в меру своих сил, трудится и усиливается, чтобы удостоиться звания чада Божиего, чтобы, как таковое, неся Царство Небесное в себе, войти по смерти в вечное и превеликое Царство Небесное Христа Бога нашего; войти в небесный сонм бесчисленных народов Божиих и воинств ангельских, подняться на высокие кровли духовного света, где праведники сияют, как солнце, в Царстве Отца их (ср.: Мф. 13, 43).