«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

В Египте не было ни философов, ни поэтов: там Книга мертвых496 заменяет «Илиаду» и «Махабхарату»; это прозаичная и печальная книга, не обещающая ни утешения, ни радости в том, что ощущает человек после смерти. Весь Египет – это саркофаг и мумия. Всё под знаком смерти, предание себя на милость демонических богов. Все пестро снаружи и вымазано сажей внутри. Барсуки европейские выкрадывали египетские саркофаги и мумии и перевозили их в свои столицы, чтобы свою тьму сделать еще темнее и свое маловерие еще маловернее. И Бонапарт, один из «барсуков» европейских, перевез один обелиск из Египта в Париж497, чтобы похвастать, что он выше людей с их жалостливостью, а на самом деле – чтобы этим памятником удлинить смертную тень своей столицы и своего народа.

Что еще нам остается сказать, Феодул, ввиду такой жалкой панорамы языческого мира? Ничего, поистине ничего, если только повторить, что художники, причем как работавшие с осязаемым материалом, так и с нематериальным словом, особенно поспособствовали тому, чтобы ложь язычества, в сущности ложь диавольская, укоренилась во всем мире, даже среди самых талантливых народов белой расы – индийцев и греков.

Дойдя до края этой жуткой панорамы, мы находим утешение в словах любимого ученика Христова, святого евангелиста Иоанна, который говорит: Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола (1 Ин. 3, 8).

Пастырская калива498

Ах, Феодул мой, как плохо будет мир судить обо мне и о тебе! Скажет мир, что я досадил тебе своими рассказами и не дал тебе сказать ничего. Осудит мир и тебя, потому что ты меня с таким агнчим терпением слушаешь. Но, как и всегда, мир и в этом случае заблуждается. Не знает мир, что ты мне больше досаждаешь твоими вопросами, чем я тебе моими ответами. Но это досаждение для меня слаще меда.

Сегодня воскресенье. Дадим друг другу слово молчать сегодня весь день и, что нам более подобает, слушать кого-нибудь третьего. Невелик мех499 мудрости всякого человека, быстро он опустошается. Необходимо доливать ее или из вечного и неиссыхающего источника Божественной мудрости, или от людей, напоенных Духом Божиим. Вон там виднеется какая-то пастырская калива. Пойдем туда, чтобы молчанием и размышлением наполнить свои мехи.

Что ты говоришь, слуга Божий, это церковь? Говоришь, что видишь крест на этой ветхой каливе и могилы вокруг нее? Тем лучше. Проведем этот день, как христиане, по-христиански – в храме Божием и, возможно, услышим утешительную речь служителя Божия алтаря.

Действительно, это церковь. Маленькая сельская церковь. Меньше всех домов в селе. Настоящая пастырская калива. И глянь, она полна народа. Войдем, Феодул, мы немного опоздали. Вот священник выходит с крестом сказать слово. Мы как раз этого и хотели. Сам Бог привел нас сюда.

Проповедь в маленькой сельской церкви

Христолюбивые братия!

Мало село наше и неизвестно. Но велик Творец, создавший его и просвещающий его Своим солнцем, как просвещает Он и самые большие города на свете.

Малы и мы все в этом селе, малы и нищи. Но богат и пребогат Отец наш Небесный, Который нас через Сына Своего, Господа Иисуса Христа, призвал к тому, чтобы стать нам причастниками и наследниками Его вечного богатства славы, жизни и радости. Если мы теперь малы и нищи в этом веке, то будем великими и богатыми в Небесном Царстве, по слову Господню500, если только сохраним веру, надежду и любовь: веру в Сына Божия, Спасителя людей; надежду на жизнь вечную, приходящую от Него и через Него; и любовь к Богу и к ближним. Потому нам заповедано святыми апостолами и святыми отцами, близкими друзьями Христовыми, чтобы мы тесно прильнули всем сердцем и всей душой к Отцу любви, к Сыну мудрости и к Духу силы, а это значит ко Святой Троице, Единосущной, Нераздельной и Животворящей, Богу Единому, Живому, всесильному и всемилостивому.