"Надо же, - мысленно недоумевал Влас, - я даже голос угадал! Низкий, бархатный...".

Влас поднял с пола сломанное лезвие, покрутил его в руке и обратился к Василисе:

- Это что, made in China?

- Нет, Тайвань...

- Одно и то же. Это для детской коллекции ножички, а не для дела.

- Тебе-то откуда знать, поэт? - огрызнулась Василиса, а сама настороженно подумала: "Небось, точно маньяк". Потом она прошла мимо Власа, закинула рукоятку ножа в угол комнаты и села на кровать.

Влас подошел к стене, около которой до того стояла Василиса, опустился на корточки, как некогда Гость в камере смертников, и спросил:

- Слушай, чего это вы сегодня все меня поэтом называете?

- Скажи - нет? Небось про какую-нибудь прекрасную незнакомку и про сердечные страсти-мордасти пишешь стишки? Пишешь ведь?

- Да, нет. Я уже давно стихов не пишу. Лет в пятнадцать писал, а сейчас-то мне уже тридцать два.

- Ну и что же ты писал?

- Хочешь, прочту?

- Это ты сам как хочешь. Твое время идет. Ты платишь.

- Вот было у меня такое:

Извините, люди, я не к вам спешил.

Вы ж никто великого в жизни не свершил.

Мне не нужно тихого счастья у огня.

Нужно очень дикое счастья для меня.

- Прямо, Бальмонт, - сказала Василиса более мягким тоном, чем прежде.

- Правда, когда я в зоне был...

- А ты и в зоне был?

- У меня однажды там такое вот сочинилось:

Успокойся, сердце, успокойся

и меня напрасно не тревожь.

Успокойся, память, успокойся,

то, что было в прошлом, не вернешь.

Не вернешь февральский день морозный,

церкви купол, колокола звон,

охраняет прошлое дозорный

и назад тебя не впустит он.

- Красиво... Но грустно. А почему ты февральский день вспомнил?

- Был такой диссидент Богатырев. Его убили и похоронили на кладбище в Переделкино. Я его лично не знал, но мы к нему на могилу с товарищем ездили. Это и был февральский день морозный. Помню белый снежный наст. И церковь белая, как царевна-лебедь. А еще помню, что в тот год почему-то листья с деревьев не все опали. Наверно, ранние холода были осенью. Так и заморозились они на деревьях зелеными...

- Ну, молодец. Настоящий поэт и, может быть, даже неплохой человек. Но как бы там ни было, а дело нужно делать. Время идет. Потом нажалуешься мамаше, что я тебя разговорами отвлекала. Знаю я вас.

- Василиса, ты ведь даже не спросила, как меня зовут.

- У нас не принято. А как тебя зовут? Король Лир?