и он цитирует разговор, который был ему передан. Один из самых жестоких

следователей был женат, и однажды его жена, которая знала его под совершенно

иным углом, сказала подруге: «Мой муж такой хороший следователь! Он рассказывал

мне, что был заключенный, который неделями отказывался признаться в своих

преступлениях, пока его не отправили к моему мужу, и после ночи беседы муж

вынудил у него полное признание»19.

Эта женщина понятия не имела о том, каким образом это признание было получено.

Она не знала мужа с этой стороны. Разумеется, это крайний пример, но никто из

нас не знает других со всех сторон.

Мы очень мало знаем себя, мы и не подозреваем, каким человеком мы способны

стать при неожиданных обстоятельствах, не под давлением, а просто потому, что

мы внезапно растворяемся в анонимности. Столько случается с людьми во время

войны, столь многое люди совершают из-за своей безликости: у человека нет

имени, он просто один из множества солдат. Я настаиваю на этом, потому что

очень легко в некоторых ситуациях сказать, что жизнь данного человека не имеет

значения, в то время как жизнь другого важна. Оставляя в стороне ту абсолютную

ценность, которую Бог придает каждому из нас, несомненно, что, если мы спросим

самих себя или Писание, какова ценность каждого из нас в глазах Бога христиан,

мы можем ответить: вся жизнь, вся смерть Христовы… Но, кроме того, как я уже

сказал, никто, ни один человек в мире не одинок. Всегда есть кто-то, для кого

он значителен, и наше отношение как медиков должно быть— благоговение к

жизни, не просто в общих словах, но в конкретном призвании: он значителен,

она значительна; как бы это мне ни было непостижимо, есть кто-то, для

кого его смерть, ее страдание— острая боль и подлинная

трагедия.

В отношениях между медиком и пациентом есть и другая сторона, которая также

связана с чувством сострадания, человеческой солидарностью, с благоговением к

его личному, единственному, неповторимому существованию. Это то, как пациент