Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
всю тяжесть, и боль, и тяготу этого выживания дольше, чем он бы хотел, и в этом
этическая проблема для профессиональных медиков. Но как возможно разрешить эту
проблему? Не иначе как учитывая человеческие ценности и немедицинские факторы,
потому что, если у нас нет определенного отношения к жизни и ее ценностям, к
смерти и ее месту и значению, нам не остается иного выбора, кроме как
заставлять людей жить, пока они не смогут наконец со вздохом облегчения
вырваться из наших рук и войти в покой. Но это проблема, с которой должны
считаться практикующие медики, она должна быть предметом размышления
студента-медика. Да, жизнь— высшая ценность, но является ли жизнью простое
ее дление? Да, для христианина смерть— последний враг, которого надо
победить, но является ли победой над смертью просто искусственное поддержание
жизни в ком-то, в ком ее не осталось? Является ли искусственное продление жизни
частью нашей человеческой борьбы за победу жизни над смертью? Я не решаю эту
проблему за вас, я ставлю ее вам: у меня самого есть по этому поводу
собственное мнение.
Надо принимать в учет и страдание. Нам теперь известны средства облегчать
как физические страдания, так и душевные переживания и муку. Оправданно ли
употребление этих средств? Вы, вероятно, сразу пожмете плечами и скажете:
конечно, разве не в этом наша цель, разве не этого каждый, кто страдает,
ожидает от нас? Возможно, и так, но в какой момент мы должны вмешаться, и до
какой степени? Это опять-таки вопрос человеческих ценностей. Какова
нравственная ценность личности, которая перед лицом тяжелой утраты предпочитает
погрузиться в бесчувственность, предпочитает избежать боли, и страдания, и
ужаса утраты? Что это говорит о взаимоотношении, какое было между этим
человеком и тем, который умер? Такая позиция определяется отношением к жизни, и
отношением к смерти, и отношением к себе, определяется страхом, определяется
она очень многим, но достойна ли она человека, можно ли ее оправдать? Хотел бы
кто-либо из нас, чтобы его жена, мать, дочь отказались принять горечь утраты