воспоминания. Отчасти потому, что очень многое наслоилось одно на другое, как

на иконах: за пятым слоем не всегда разберешь первый, а отчасти потому, что я

очень рано научился— или меня научили,— что, в общем, твоя жизнь не

представляет никакого интереса, интерес представляет то, для чего ты

живешь. И поэтому я никогда не старался запоминать ни события, ни их

последовательность— раз это никакого отношения ни к чему не имеет! Прав я

или не прав— это дело другое, но так меня прошколили очень рано. И

поэтому у меня очень много пробелов.

Родился я в Лозанне, в Швейцарии87,

мой дед по материнской линии, Скрябин, был русским консулом на Востоке, в

тогдашней Оттоманской империи, сначала в Турции, в Анатолии, а затем в той

части, которая теперь Греция. Мой отец встретился с этой семьей, потому что

тоже шел по дипломатической линии, был в Эрзеруме секретарем у моего будущего

деда, познакомился там с моей матерью, и в свое время они поженились. Дед мой

тогда уже вышел в отставку и проводил 1912—1913годы в Лозанне, отец же в

этот период был назначен искусственно консулом в Коломбо: это было назначение,

но туда никто не ездил, потому что там ничего не происходило, и человека

употребляли на что-нибудь полезное, но он числился. И вот, чтобы отдохнуть от

своих коломбских трудов, они с моей матерью поехали в Швейцарию к ее отцу и

моей бабушке.

Бабушка моя, мать моей матери, родилась в Италии, в Триесте, но Триеста в то

время входила в Австро-Венгерскую империю, про ее отца я знал только, что его

звали Илья, потому что бабушка была Ильинична, они были итальянцы. Мать моей

бабушки позже стала православной с именем Ксения; когда бабушка вышла замуж, ее

мать уже была вдова и уехала с ними в Россию.

Было их три сестры; старшая (впоследствии она была замужем за австрийцем)

была умная, живая, энергичная и до поздней старости осталась такой, и

жертвенная была до конца. Она болела диабетом, напоследок у нее случилась