опыт в этом отношении был, может быть, такой. Когда мы оказались в эмиграции в

1923году, Католическая Церковь предложила стипендии для русских мальчиков

и девочек в школы. Помню, мама меня повела на «смотрины», со мной поговорил

кто-то и с мамой тоже, и все было устроено, и мы думали, что дело уже в шляпе.

И мы уже собрались уходить, когда тот, кто вел с нами разговор, нас на минутку

задержал и сказал: «Конечно, это предполагает, что мальчик станет католиком». И

я помню, как я встал и сказал маме: «Уйдем, я не хочу, чтобы ты меня

продавала». И после этого я кончил с Церковью, потому что у меня родилось

чувство, что, если это Церковь, тогда, право, совершенно нечего туда

ходить и вообще этим интересоваться, просто ничего для меня в этом не было.

Должен сказать, что я был не единственным; летом, когда бывали лагеря, в

субботу была всенощная, литургия в воскресенье, и мы систематически не вставали

к литургии, но отворачивали борта палатки, чтобы начальство видело, что мы

лежим в постели и никуда не идем. Так что, видите, фон для религиозности у меня

был весьма сомнительный. Кроме того, были сделаны некоторые попытки моего

развития в этом смысле: меня раз в год, в Великую пятницу, водили в церковь, и

я сделал с первого раза замечательное открытие, которое мне пригодилось

навсегда (то есть на тот период): я обнаружил, что, если войду в церковь шага

на три, глубоко потяну носом и вдохну ладана, я мгновенно падаю в обморок. И

поэтому дальше третьего шага я никогда в церковь не заходил. Падал в

обморок— и меня уводили домой, и на этом кончалась моя ежегодная

религиозная пытка.

И вот в этой организации я обнаружил одну сначала очень меня озадачившую

вещь. В 1927году в детском лагере был священник93, который нам казался древностью—

ему было, наверное, лет тридцать, но у него была большая борода, длинные

волосы, резкие черты лица и одно свойство, которое никто из нас себе не мог

объяснить: это то, что у него хватало любви на всех. Он не любил нас в ответ на

предложенную ему любовь, ласку, он не любил нас в награду за то, что мы были