продавала». И после этого я кончил с Церковью, потому что у меня родилось

чувство, что, если это Церковь, тогда, право, совершенно нечего туда

ходить и вообще этим интересоваться, просто ничего для меня в этом не было.

Должен сказать, что я был не единственным; летом, когда бывали лагеря, в

субботу была всенощная, литургия в воскресенье, и мы систематически не вставали

к литургии, но отворачивали борта палатки, чтобы начальство видело, что мы

лежим в постели и никуда не идем. Так что, видите, фон для религиозности у меня

был весьма сомнительный. Кроме того, были сделаны некоторые попытки моего

развития в этом смысле: меня раз в год, в Великую пятницу, водили в церковь, и

я сделал с первого раза замечательное открытие, которое мне пригодилось

навсегда (то есть на тот период): я обнаружил, что, если войду в церковь шага

на три, глубоко потяну носом и вдохну ладана, я мгновенно падаю в обморок. И

поэтому дальше третьего шага я никогда в церковь не заходил. Падал в

обморок— и меня уводили домой, и на этом кончалась моя ежегодная

религиозная пытка.

И вот в этой организации я обнаружил одну сначала очень меня озадачившую

вещь. В 1927году в детском лагере был священник93, который нам казался древностью—

ему было, наверное, лет тридцать, но у него была большая борода, длинные

волосы, резкие черты лица и одно свойство, которое никто из нас себе не мог

объяснить: это то, что у него хватало любви на всех. Он не любил нас в ответ на

предложенную ему любовь, ласку, он не любил нас в награду за то, что мы были

«хорошие» или послушные, или там что-нибудь в этом роде. У него просто была

через край сердца изливающаяся любовь. Каждый мог получить ее всю, не то

чтобы какую-то долю или капельку, и никогда она не отнималась. Единственное,

что случалось: эта любовь к какому-нибудь мальчику или девочке была для него

радостью или большим горем. Но это были как бы две стороны той же самой

любви, никогда она не уменьшалась, никогда не колебалась. И действительно, если

прочесть у апостола Павла о любви, о том, что любовь всему верит, на все