Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
квартире. В течение двух-трех месяцев это было просто безоблачное блаженство. И
вдруг случилась совершенно для меня неожиданная вещь: я испугался счастья.
Вдруг мне представилось, что счастье страшнее того очень тяжелого, что было
раньше, потому что, когда жизнь была сплошной борьбой, самозащитой или попыткой
уцелеть, в жизни была цель: надо было уцелеть вот сейчас, надо было обеспечить
возможность уцелеть немножко позже, надо было знать, где переночуешь, надо было
знать, как достать что-нибудь, что можно съесть,— вот в таком порядке. А
когда вдруг оказалось, что всей этой ежеминутной борьбы нет, получилось, что
жизнь совершенно опустела, потому что можно ли строить всю жизнь на том, что
бабушка, мама и я друг друга любим— но бесцельно? Что нет никакой глубины
в этом, что нет никакой вечности, никакого будущего, что вся жизнь в плену двух
измерений: времени и пространства,— а глубины в ней нет; может быть,
какая-то толщина есть, она может какие-то сантиметры собой представлять, но
ничего другого, дно сразу. И представилось, что если жизнь так бессмысленна, как
мне вдруг показалось— бессмысленное счастье,— то я не согласен
жить. И я себе дал зарок, что, если в течение года не найду смысла жизни, я
покончу жизнь самоубийством, потому что я не согласен жить для бессмысленного,
бесцельного счастья.
Мой отец жил в стороне от нас, он занял своеобразную позицию: когда мы
оказались в эмиграции, он решил, что его сословие, его социальная группа несет
тяжелую ответственность за все, что случилось в России, и что он не имеет права
пользоваться преимуществами, которые дало ему его воспитание, образование, его
сословие. И поэтому он не стал искать никакой работы, где мог бы использовать
знание восточных языков, свое университетское образование, западные языки, и
стал чернорабочим. И в течение довольно короткого времени он подорвал свои
силы, затем работал в конторе и умер пятидесяти трех лет94. Но он мне несколько вещей привил. Он
человек был очень мужественный, твердый, бесстрашный перед жизнью; помню,
как-то я вернулся с летнего отдыха, и он меня встретил и сказал: «Я о тебе беспокоился