морковка и нож».

Медицинский факультет я окончил к войне, в 1939году. На Усекновение

главы Иоанна Крестителя99 я

просил своего духовного отца принять мои монашеские обеты: постригать меня было

некогда, потому что оставалось пять дней до ухода в армию. Я произнес

монашеские обеты и отправился в армию, и там пять лет я учился чему-то;

по-моему, отличная была школа. Чему учился?— послушанию, например. Я

поставил вопрос отцу Афанасию: «Вот я сейчас иду в армию— как я буду

осуществлять свое монашество и, в частности, послушание?» Он мне ответил:

«Очень просто. Считай, что каждый, кто дает тебе приказ, говорит именем Божиим,

и твори его не только внешне, но всем твоим нутром. Считай, что каждый больной,

который потребует помощи, позовет,— твой хозяин, служи ему, как купленный

раб».

А затем— прямо святоотеческая жизнь была. Капрал приходит, говорит:

нужны добровольцы копать траншею, ты доброволец. Вот первое: твоя воля

полностью отсекается и целиком поглощается мудрой и святой волей капрала. Затем

он дает тебе лопату, ведет в госпитальный двор, говорит: с севера на юг копать

ров. А ты знаешь, что офицер говорил копать с востока на запад. Но тебе какое

дело? Твое дело копать, и чувствуешь такую свободу, копаешь с наслаждением:

во-первых, чувствуешь себя добродетельным, а потом— день холодный и

ясный, и гораздо приятнее рыть окоп под открытым небом, чем мыть посуду на

кухне. Копал три часа, и ров получился отличный. Приходит капрал, говорит:

дурень, осел, копать надо было с востока на запад. Я мог бы ему сказать, что он

сам сначала ошибся, но какое мне дело до того, что он ошибался? Он велел мне

засыпать ров, а засыпав, я стал бы, вероятно, копать заново, но к тому времени

он нашел другого «добровольца», который получил свою долю.

Меня очень поразило тогда то чувство внутренней свободы, которое дает

абсурдное послушание, потому что, если бы моя деятельность определялась точкой