вопросом, Он отвечает: Я тебя зову— твое дело отозваться безоговорочно. И

так я боролся то против воли Божией, то против своей злой воли, пока не понял

очень ясно, что пора сделать выбор: или я должен сказать «да», или перестать

считать себя членом Церкви, перестать ходить в церковь, перестать причащаться,

потому что никакого смысла нет причаститься, а потом сказать Богу «нет», и

никакого смысла нет быть членом Тела Христова— и таким членом, который

отказывается выполнить Его волю. И— это, должно быть, покажется вам

ужасным— бился я так около полугода, и в один прекрасный день дошел до

того, что биться уже больше не мог. Помню, я вышел утром из дому, не зная, что

это будет за день; я тогда преподавал в гимназии и во время какого-то урока

вдруг понял, что выбор надо сделать сегодня, сейчас. И после последнего урока я

пришел к отцу Афанасию и сказал: «Вот я пришел». —«Монахом становиться?»

—«Да». И тут он стал задавать мне самые невозвышенные вопросы: «Ну

хорошо, садись. Сандальи у тебя есть?» —«Нет». —«Пояс есть?»

—«Нет». —«Это есть?» —«Нет». —«Ну хорошо, это мы

добудем, я тебя постригу через неделю». Потом помолчали, я говорю: «А теперь мне

что делать?» Я ждал, что он мне скажет: вот будешь спать здесь на полу, а

остальное тебя не касается… «Ну а теперь иди домой». Я говорю: «В каком смысле,

как так?» —«Да, ты отказался от дома, от родных, а теперь возвращайся

туда по послушанию». Это был очень трудный момент, я должен сказать, но отец

Афанасий ни на какой компромисс бы не пошел.

Умер отец Афанасий через три месяца после моего пострига; я долго

недоумевал, что мне делать, потому что после такого опыта нахождения духовника

просто обойти всех возможных священников или представить себе духовником

Стефана, Ивана, Михаила или Петра было слишком нелепо. Помню, как я сидел у

себя и поставил себе вопрос: что делать?— и вдруг с совершенной ясностью

у меня в душе прозвучало: «Зачем ты ищешь духовника? Я жив». И на этом я

кончил свои поиски.