Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
«отпускают». Я спросил одного врача: «Как же это можно? Разве вы не будете
бороться до последнего мгновения?» И он ответил: «Знаешь, мы сделали все, что
можно, мы дошли до предела, когда медицина больше не может его спасти или ему
помочь. И теперь я стою у постели и говорю: „Смерть, я с тобой боролся и не
давал тебе подступить к этому человеку. Теперь пришло твое время. Возьми этого
пациента, и пусть конец его будет мирный и тихий“».
И конечно, тут врач играет какую-то свою роль: он может облегчить страдание,
он может облегчить дыхание. Есть ситуации, когда врач, присутствуя при смерти,
может сделать эту смерть возможно более легкой. Я старался в течение всех лет,
когда был врачом, проводить последнюю ночь или последнее время с умирающим,
именно чтобы он не был один. И иногда потрясающе, на какой глубине два человека
могут общаться в молчании, в молитве.
И это может делать любой человек, я бы сказал, даже «неверующий»: человек,
верующий в человечество— в себя как в человека, в другого как в человека
и в то общение, которое между ними есть, ту общность, которая их соединяет. А
если ты верующий, можешь спокойно знать, что ты во Христе и Христос в тебе и
что, если ты не будешь выдумывать и надумывать чего-то, а просто будешь как можно
более углубленно общаться с этим человеком, ты ему передашь нечто большее, чем
сам знаешь, чем сам обладаешь.
Владыка, расскажи о своем участии в семинарах Лондонской медицинской
группы, посвященных христианскому отношению к больному, главным образом смертельно
больному человеку.
Эта группа была основана одним англиканским священником, у которого был
глубокий и серьезный интерес к судьбе больных и к судьбе занимающихся ими
врачей и сестер милосердия. В ней участвовали врачи, начиная с самых
высококвалифицированных, студенты и сестры милосердия. И ударение делалось на
то, что надо «очеловечить» отношения между врачом и больным, углубить
отношения, которые должны существовать между умирающим и его окружением. Я