богом, мерой всех вещей. И конечно, они правы в том, что касается ложных

образов, которые время от времени им предлагают. Они сделали человека своим

богом и вознесли его на алтарь, однако тот человек, которого они сделали своим

богом,— это идол. Это двумерный человек, пленник двух измерений: времени

и пространства. Этот человек, ставший богом, лишен глубины. Это человек, каким

мы его видим в обычной, практической, эмпирической жизни, пока не обнаружим,

что у человека есть глубина. Он заключен в этих двух измерениях, он обладает

объемом, он занимает место, он имеет форму, он осязаем и видим, но он—

бессодержателен. В каком-то смысле можно сказать, что он принадлежит к

геометрическому миру, где можно говорить об объемах, но эти объемы—

пусты, нельзя ничего сказать о том, что же внутри этих объемов. И человек,

рассматриваемый только с точки зрения пространства и времени, в двумерной

системе координат, оказывается только оболочкой, внешней формой. Он являет

присутствие, и мы как-то соотнесены с его присутствием. Его присутствие может

быть приятным или неприятным. Нет глубины, в которую можно проникать, нет

глубины, которую можно узнавать или ощущать, потому что глубина человека не

относится ни к пространству, ни ко времени: ее там невозможно обнаружить.

Когда в Писании говорится, что сердце человеческое глубоко (Пс63:7),

речь идет о той глубине, которая не умещается в геометрию, которая есть третье

измерение— вечности и безмерности, это есть собственное измерение Бога. И

поэтому когда человека возносят на алтарь, чтобы ему поклоняться только как

историческому существу, живущему в пространстве и во времени, оказывается, что

в нем поклоняться нечему. Он может быть большим, он может перерасти самого

себя. Он может стать одним из тех великолепных идолов, о которых мы знаем из

истории ранних цивилизаций, но он никогда не обретет величия, потому что величие

не определяется размером. Только в том случае, если человек имеет это третье

измерение, невидимое, неосязаемое— измерение глубины и содержания,

бесконечности и вечности,— только тогда человек больше, чем видимое, и