мозаика? Вынь один из них— начинает расшатываться все здание, все

мироздание. И каждого из нас Бог творит, вызывает к бытию по невыразимой и,

по-человечески говоря, непонятной любви к нам. Непонятной, потому что Он знает,

каковы мы, мы и сами знаем, как мы неотзывчивы на любовь— и на

человеческую, и еще больше на Божественную. И Бог каждого из нас вызывает к

бытию для того, чтобы мы вступили в таинство взаимной с Ним любви. Он является

для всего мироздания Женихом, и каждая человеческая душа является как бы

невестой. И Он свободно вызывает к бытию каждого из нас, как бы веря в то, что

мы не обманем Его ожиданий.

Можно бы себе поставить вопрос о том, каков плод этой веры. Первая чета

изменила своему призванию, изменила Богу, изменила мирозданию, предав всю тварь

во власть сатаны. Как после этого можно верить в потомков Адама и Евы? Как

можно верить в это человечество, которое дало не только Авеля, но и Каина и

которое на протяжении всей истории искажало и продолжает искажать—

жадностью, ненавистью, страхом, всеми возможными грехами— тот мир,

который Господь вызвал к бытию? Как возможно, что Бог нас создал, поверив, что

Его творческий акт будет не напрасен, что в конечном итоге мы, может быть, и

оправдаем его? Я говорю «может быть», потому что это зависит от нас, а не

только от Бога. Бог вызывает нас к бытию, Бог нам дает свободу, без которой нет

любви, Бог открывается нам, по мере того как мы оказываемся способными Его

воспринять, открывается нам со всей Своей глубиной. А открыться— это

значит стать уязвимым, открыться доверчиво другому существу— значит

отдаться в его власть. И, действительно, когда Бог нам предлагает Свою любовь,

а мы— может быть, не словами, но всей жизнью— от этой любви

отрекаемся, разве мы не готовим распятие Господа, не соучаствуем в нем?

В предисловии к рассказу о своем житии протопоп Аввакум так представляет

сотворение мира (я цитирую не дословно, но точно передаю мысль). И сказал Отец:

Сыне, сотворим человека! И Сын ответил: сотворим его, Отче. И Отец сказал: но