обстоятельства нашей жизни, и прошлое, и будущее,— без веры в нас. Но

сверх того мы знаем: Он нас сотворил, зная, что с нами случится,

сотворил Он нас, зная к тому же, что с Ним случится в результате этого

«безумного» творческого акта и «безумного» дара свободы человеку. Я говорю

«безумного»— это не кощунство. Апостол Павел говорит о безумии креста

(1Кор1:23), о его тайне сверх всякого разумения: это поступок,

который никак не укладывается в разумные расчеты, какие мы ведем. И потому что

в нас верит Бог и какие-то люди вокруг нас вместе с Богом в нас верят, мы можем

надеяться. Мы можем начать жить их верой в нас, и мы можем надеяться,

что в конечном итоге вера Божия и вера людей, которые нас любят, оправдается.

Как, в какой мере— мы этого сказать не можем. Потому что мы понимаем, что

дело не в том, чтобы нам простились наши грехи, дело в том, чтобы мы стали другими

людьми, новой тварью, о которой говорит Новый Завет. И потому что в нас верит

Бог, потому что какие-то люди, наученные Богом, кому Бог дал зрячие глаза, в

нас верят, мы можем надеяться и верить в себя.

Надежда— это не легковерие, надежда не заключается в том, что против

всякой очевидности мы думаем, что «образуется», «сойдет». Надежда— другого

качества. Я говорил о том, как можно, как необходимо нам вглядываться в себя

самих в свете Евангелия, читая Евангелие без предвзятости, но с совершенной

честностью, вернее, с той долей добросовестности и честности, которая нам

доступна. Я говорил уже несколько раз об этом, и все-таки повторю. Вы помните

рассказ, притчу Христову о сеятеле, который сеял свои семена (Мк4:2—20).

И одни семена упали на дорогу, другие упали в придорожные сорные травы, третьи

упали на каменную почву, последние упали на добрую почву. Никто из нас не

является неизменно той или другой почвой. То мы, как камень,

непроницаемы, ни один плуг не прорежет этого камня, этой окаменелости. Иногда

мы в себе ничего не видим, кроме сорной травы, и другие могут не видеть. Иногда

мы, как дорога, которая отчасти может принять семя, но без глубины, оно