дышим, свет, который мы видим, чувства, связывающие нас с окружающим миром,

сердце, соединяющее нас с тем, что нас окружает,— да все: друзья, родные,

предметы и люди— мы не можем ни вызвать их к бытию, ни удержать их, когда

они от нас ускользают. Если подумать об этом серьезно, мы абсолютно нищи,

потому что не только у нас ничего нет, мы и сами— ничто вне

дара Божия и дара, который нам делают другие,— дара своей милости, своей

любви. Но если бы нищета духовная состояла только в этом, она не привела бы нас

к блаженству, она привела бы нас, вероятно, в состояние отчаяния, потому что мы

чувствовали бы себя лишенными существования и бытия. Чудесным образом это

положение приобретает качество блаженства благодаря тому, что все, чего у нас нет—

на самом деле есть у нас, все, чем мы не обладаем— у нас ведь есть.

Мы живем, мы существуем, мы движемся, у нас есть тело, у нас есть сердце и

разум, у нас есть окружение, у нас есть человеческие отношения, и все это

просто означает, что мы любимы. И это нас и приводит к блаженству. Не

подлинная и абсолютная нищета сама по себе, а тот факт, что она уравновешена,

если можно так сказать, она заменена, смещена, она заполнена действием

Божественной любви, в результате чего оказывается, что отсутствие

обладания— самая большая драгоценность в мире, потому что не обладать и в

то же время иметь все, что у нас есть, означает, что мы любимы и что мы

обладаем Любовью. В этом чудо, которое делает для нас возможным войти в Царство

Божие. Так вот эта-то нищета нас освобождает со всех точек зрения, она делает

нас свободными.

Я собирался сказать еще многое, но и так говорил слишком долго. Я хотел

рассмотреть некоторые другие моменты, которые слишком пространны, чтобы

вместить их в оставшиеся несколько минут. Я хотел говорить о неустойчивости,

происходящей от состояний совести, я хотел говорить о поисках невозможного,

когда голод по Богу, плохо понятый, воспринятый, истолкованный, простирается на

тварное и создает невозможные положения, положения отчаяния и внутренней