уверенность и уметь передать ее, что в самом страдании есть спасительный смысл?

Можно сказать человеку: «Попробуй вынести, попробуй собрать все свое

мужество, всю свою веру, покажи окружающим тебя, что страдание не может

победить твоей веры и твоей стойкости, будь для них примером…» Это все можно

сказать, постольку поскольку человек в состоянии это принять. Но может настать

момент, когда человек тебе скажет: «Я больше не могу!»

Да, мы говорим о положительной роли страдания. Но мы должны помнить, что

положительную роль страдание имеет для человека только тогда, когда он его

принимает, а не тогда, когда это страдание на него наложено, как пытка, которую

он не понимает и не принимает. Можно страдать до крика от боли— и

говорить: «Да, мне это невыносимо, но я знаю, что это имеет какой-то смысл по

отношению к вечности». Но человек может кричать от боли или просто страдать,

считая, что это совершенно напрасное, бессмысленное страдание,— потому

что он ни во что не верит и, в сущности, хотел бы быть на положении животного,

которому дают умереть, когда жизнь уже не в радость.

Отчего же тогда мы из милосердия не даем страдать животным, когда им

предстоит мучительная смерть, и решительно приближаем их конец?

Мы не думаем о животном как о существе, которое уходит в вечную

жизнь,— это одно. И с другой стороны, мы не думаем, что длительное

страдание помогает животному созреть и вырасти, чтобы уже вполне готовым войти

в вечность.

В случае с человеком положение иное, потому что мы верим, что все, что с ним

происходит, его постепенно готовит к встрече с Богом. И мы знаем, что некоторые

люди страдали очень тяжело, но принимали страдание и не отказались бы от него,

потому что знали, что они его несут с какой-то целью, что они созревают сами

или что они свидетельствуют о чем-то.

Не говорит ли это о том, что следует воспитывать человека, готовить его,

задолго до последнего заболевания, к тому, что каждого могут ожидать страдания?