Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
друга псалмами, славословием и духовными песнями, во благодати воспевая в
сердцах ваших Господу. И всё, что вы делаете, словом или делом, всё делайте во
имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца (Кол3:12—17).
Я сказал раньше, что одно из характерных свойств подлинной, здоровой
духовной жизни— это трезвость. Мы знаем из обычного русского языка, что
значит трезвость по сравнению с опьянением, с нетрезвостью. Опьянеть можно
различно, не только вином: все, что нас настолько увлекает, что мы уже не можем
вспомнить ни Бога, ни себя, ни основные ценности жизни, есть такое опьянение. И
это относится не только к вещам, стоящим вне области Божией: можно быть так же
увлеченным церковными ценностями, а не только мирскими. В некотором смысле быть
увлеченным церковными ценностями более опасно, потому что такое увлечение
сводит эти ценности на уровень идолов, кумиров, ложных божков, которым мы
поклоняемся.
Это не имеет никакого отношения к тому, что вначале я назвал вдохновением:
вдохновением ученого, художника, кому Богом открыто видеть за внешней формой
того, что его окружает, какую-то глубокую сущность, которую он извлекает,
выделяет, выражает звуками, линиями, красками и делает доступной окружающим
людям— невидящим. В свое время Георгий Федотов написал замечательную
статью о Духе Святом в творчестве: это не опьянение127. Но когда под влиянием красоты, или
любви, или знания мы забываем именно этот смысл, который раскрывается ими, и
делаем предметом наслаждения то, что должно быть предметом созерцания,—
тогда мы теряем трезвость. В церковной жизни это бывает так часто и так
разрушительно, когда люди в церковь приходят ради пения, ради тех эмоций,
которые вызываются стройностью или таинственностью богослужения, когда уже не
Бог в центре всего, а переживание, которое является плодом Его присутствия.
И одна, опять-таки основная, черта православного благочестия, православной
духовности— это трезвость, которая переносит все ценности, смысл всего от
себя на Бога. Это выражается порой почти страшно. Когда я совершаю похороны, я