Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

друга псалмами, славословием и духовными песнями, во благодати воспевая в

сердцах ваших Господу. И всё, что вы делаете, словом или делом, всё делайте во

имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца (Кол3:12—17).

Я сказал раньше, что одно из характерных свойств подлинной, здоровой

духовной жизни— это трезвость. Мы знаем из обычного русского языка, что

значит трезвость по сравнению с опьянением, с нетрезвостью. Опьянеть можно

различно, не только вином: все, что нас настолько увлекает, что мы уже не можем

вспомнить ни Бога, ни себя, ни основные ценности жизни, есть такое опьянение. И

это относится не только к вещам, стоящим вне области Божией: можно быть так же

увлеченным церковными ценностями, а не только мирскими. В некотором смысле быть

увлеченным церковными ценностями более опасно, потому что такое увлечение

сводит эти ценности на уровень идолов, кумиров, ложных божков, которым мы

поклоняемся.

Это не имеет никакого отношения к тому, что вначале я назвал вдохновением:

вдохновением ученого, художника, кому Богом открыто видеть за внешней формой

того, что его окружает, какую-то глубокую сущность, которую он извлекает,

выделяет, выражает звуками, линиями, красками и делает доступной окружающим

людям— невидящим. В свое время Георгий Федотов написал замечательную

статью о Духе Святом в творчестве: это не опьянение127. Но когда под влиянием красоты, или

любви, или знания мы забываем именно этот смысл, который раскрывается ими, и

делаем предметом наслаждения то, что должно быть предметом созерцания,—

тогда мы теряем трезвость. В церковной жизни это бывает так часто и так

разрушительно, когда люди в церковь приходят ради пения, ради тех эмоций,

которые вызываются стройностью или таинственностью богослужения, когда уже не

Бог в центре всего, а переживание, которое является плодом Его присутствия.

И одна, опять-таки основная, черта православного благочестия, православной

духовности— это трезвость, которая переносит все ценности, смысл всего от

себя на Бога. Это выражается порой почти страшно. Когда я совершаю похороны, я